Prudentia

Шатер императорского сенешаля был столь огромен, что мог бы поспорить с куполом собора Святого Петра в Аахене. Гримберт даже не представлял, как слугам герцога удалось возвести нечто подобное всего за пару дней. Он был рассчитан, самое малое, на тысячу человек, так что всем собравшимся здесь рыцарям удалось заполнить его лишь наполовину.

Гримберт с удовлетворением отметил, что за те два или три года, что он не видел Алафрида, его вкус не успел измениться. Как и прежде, старик сохранил привязанность к спартанской обстановке, оттого здесь не было ни картин, ни изысканных статуй, ни смазливых служанок.

Едва ли в свите сенешаля имелся походный церемониймейстер, однако Гримберт не мог не отметить, что кресла в шатре расставлены очень умело и с пониманием обстановки: на возвышении находилось самое богато украшенное, с вырезанным по красному дереву львом герцогства Гиеннь, напротив него – пять более скромных, на пару футов пониже. Завершали картину два десятка обычных походных стульев, предназначавшихся, по всей видимости, для баронов.

Пять графов, двадцать баронов, мысленно прикинул Гримберт. Не самое большое воинство по меркам Франкской империи, однако куда более значительное, чем требуется для обычной пограничной стычки. Кажется, Магнебод прав, в этот раз Алафрид и верно настроен серьезно.

Он нарочно опоздал, чтобы прийти одним из последних, и сейчас, когда герольд в ливрее с золотым быком на груди зачитывал титул, разглядывал собравшихся. Герцогский трон все еще пустовал, но из пяти кресел пониже три были уже заняты. Гримберту не сразу удалось узнать сидящих.

– Теодорик Второй, граф Даммартен, – шепотом подсказал из-за плеча верный Гунтерих, мгновенно уловив его замешательство. – Который слева, с толстыми щеками. Второй – Леодегардий, граф Вьенн…

– А что это за раздувшаяся тыква в сутане?

Гунтерих вздрогнул и попытался втянуть голову в плечи.

– Герард, приор[30] Ордена Святого Лазаря.

Гримберт скривился.

– Только лазаритов здесь и не хватает! Что ж, премилое сборище. Этого Теодорика я видел во дворце императора прошлой весной. Отчаянный пьяница, скряга и плут. На месте лангобардов я бы уже начал приколачивать к полу все, что можно украсть, включая каменных идолов. Про Леодегардия я только слышал, но если хотя бы треть из слышанного правда – помоги Господь графству Вьенн…

Гунтерих счел за лучшее затеряться среди толпы, так что к возвышению Гримберт подошел в одиночестве. Где-то там, за спиной, остался и верный Магнебод, слившись с пятью сотнями рыцарей, министериалов и раубриттеров. Своего кресла ему на военном совете герцога не полагалось. Поднимаясь на возвышение, чтобы занять причитающееся место, Гримберт почти завидовал своему старшему рыцарю.

Шатер сенешаля быстро заполнялся людьми. Баронские стулья оказались заняты очень быстро, но в их сторону Гримберт почти не смотрел. Насколько баронские гербы пестрели сложными фигурами и яркими цветами, настолько же их обладатели были неприглядны и похожи друг на друга. Изъязвленные оспой и шанкрами лица, свидетельствующие о невоздержанности и многочисленных генетических болезнях, рыхлая кожа, пустые глаза – судя по всему, подавляющее большинство баронов были слишком бедны, чтобы поддерживать свои тела в приличном состоянии.

«Наверняка, их дружины являют собой столь же удручающее зрелище, – подумал Гримберт, – оборванцы в форме, среди которых хорошо если каждый десятый имеет ржавую аркебузу и способен с ней управляться. Жалкий сброд, который достоин лишь идти в авангарде, расчищая франкской армии путь сквозь минные поля и полосу крепостных укреплений. Но сенешаль почти наверняка отправит их в бой вторым эшелоном, после того как бронированные рыцарские клинья сомнут неприступные стены Арбории».

Позади них небольшими сплоченными группами держались рыцари баронских и графских знамен. Группы эти были разнородны, бархатные колеты здесь соседствовали с войлочными кафтанами, но всех их роднила молчаливая сосредоточенность шахматных фигур перед началом партии. «Эти, по крайней мере, не станут обузой при штурме, – подумал Гримберт, – имеют представление о дисциплине и иерархии. А вот то, что простиралось за ними…»

Это беспорядочное скопление больше походило на толпу ярмарочных гуляк, чем на военную силу. Если что-то и роднило этих людей, то не геральдические цвета, а взгляды – настороженные рыскающие взгляды голодных псов, которые в герцогском шатре ощущали себя непривычно и неуютно. Даже ворчали они по-собачьи, наполняя внутреннее пространство редкими в здешних степях диалектами и акцентами. Казалось, миг – и за потрепанными жабо и воротниками покажутся желтые, покрытые мутной слюной собачьи клыки.