Prudentia

Слова сенешаля доходили до него медленно, словно он использовал не франкский и латынь, а заковыристый диалект сарацин или мавров. С трудом продирались к сознанию, точно пехота сквозь густую шипастую засеку из арматурных крючьев.

– Что такое? – огрызнулся он, заставляя тяжелую голову «Тура» ворочаться в поисках новых целей.

– Мне поступают сообщения. Квады! Ты напал на квадов!

Магнебод вновь пришел к нему на помощь. Несмотря на то что ему приходилось следить за великим множеством целей одновременно, опекая своих рыцарей и раздавая им приказы, одним глазом он, судя по всему, всегда приглядывал за Гримбертом.

Пламя его огнеметов заволокло улицу, сдувая бегущих лангобардов, а когда опало, оказалось, что лангобардов нет, а все, что от них осталось – оплавленные кольчужные звенья на закопченной мостовой и бесформенные, похожие на горелый пластик, остовы костей.

Гримберт с облегчением выдохнул, получив передышку.

– Да, напал! – рявкнул он в эфир. – И, будь уверен, не остановлюсь, пока не перебью их до последнего человека! Осколками их костей я вымощу площадь в Турине!

– Немедленно прекрати эту бойню! – приказал Алафрид. – Ты сошел с ума!

– Квады – предатели!

– Что?

– Они предатели! Переметнулись на сторону лангобардов! Дьявол, переключись на кого-нибудь из баннеретов, они подтвердят!

– Ты погубишь всех нас! – прогремел сенешаль. – Если что-то и может спасти штурм, то это квады. Их техника, их обученная пехота, их штурмовые орудия… Рыцари слишком уязвимы в уличных боях, мы уже потеряли гораздо больше, чем ожидалось!

В нескольких футах от головы «Тура» мягко и беззвучно возникла инверсионная струя от выстрела динамо-реактивной пушки. Мгновенно поймав в фокус ее источник, Гримберт полоснул по нему лучом лайтера, превратив пусковую установку в скупо чадящий костер.

– Остановись! Ради всего святого, остановись, Гримберт!

Проклятый трус!.. Гримберт едва не зарычал от переполнявшей его ярости. Так боится за свою проклятую армию, что готов помиловать предателей, бьющих в спину!

Ну конечно. Он боится докладывать императору, что в созванное им войско затесались предатели, боится ответственности, которая неминуемо обрушится на его сморщенную столетнюю голову.

Грязный лицемер, императорская подстилка… Окажись он тринадцать лет назад под стенами осажденной Женевы, небось, тоже струсил бы, как Лаубер. Отсиделся бы в безопасности, наблюдая за тем, как гибнут один за другим преданные отцовские вассалы…

Ненавижу.

Какой-то квад, вооруженный гизармой, попытался прошмыгнуть мимо «Золотого Тура», не подозревая, до чего быстры рыцарские сервоприводы. Пушки были раскалены от стрельбы до малинового свечения, поэтому Гримберт просто ткнул его стволами, точно копьем, пронзив насквозь и вмяв в стену. Еще один превратился в бесформенный окровавленный ломоть, когда «Тур» опустил на него свою тяжелую стальную лапу.

– Я не терплю предателей, Алафрид! – процедил Гримберт. – Как не терпел их мой отец. Я ведь предупреждал тебя о квадах! Говорил, что им нельзя доверять, но ты…

Гримберт почувствовал, что вновь говорит в пустоту. Быстрый взгляд на визор подтвердил, что связи нет, но теперь виной этому были не помехи и не ионизация воздуха. Первый канал молчал, точно выжженный город, несмотря на то что чуткое ухо «Тура» фиксировало множественные передачи на его частоте.

Что-то отрезало его от общей волны. Сделало глухим. Вероятно, какая-то новая хитрость лангобардов, направленная глушилка или что-то наподобие того. Сейчас, когда перед ним живые враги из крови и плоти, он не станет с этим разбираться, но потом…

Бой почти кончился. Даже выдающаяся дисциплина квадов была не безгранична. Боевые порядки смялись, изломались, поплыли – и вдруг обернулись беспорядочно бегущей толпой, в которой стальные воины Турина вели свою жатву, точно гигантские волки в стае бегущих овец. Отрывисто стучали короткие очереди, хрустели сминаемые кости. Выжженные улицы покрывались неподвижными телами.

«Не победа, – сказал себе Гримберт, машинально озираясь в поисках новых целей, на которые не жаль было бы потратить снаряд. – Еще не победа». Многочасовая горячка боя выедала его изнутри, просторная бронекапсула «Золотого Тура» казалась ему тесной, унизанной шипами, сдавившей со всех сторон, будто захлопнувшаяся железная дева.

Не победа, но еще один шаг к ней. Гримберт заставил себя успокоиться, вернуть холодную прозорливость вычислительной машины. Может, этих шагов придется сделать больше, чем он предполагал, но суть от этого не изменится. Пусть с невольными изменениями и неточностями, его план будет претворен в жизнь.

* * *

«Багряный Скиталец» остановился возле «Золотого Тура». Изрешеченный снарядами, закопченный, дергающийся при каждом движении, он походил бы на смертельно раненного человека, если бы состоял из плоти. Сталь прочнее, но и она имеет свой запас прочности. И пока он не достигнут, рыцарь остается верен своей клятве.

– Паршивое дело. – Голос Магнебода скрипел и прерывался. – Во имя геморроя святого Маврикия, что-то скверное тут происходит, Гримберт.