Пруссия без легенд

Столь же мало, как европейское, было восстановлено и немецкое дореволюционное состояние. Немецкий Союз во Франкфурте хотел снова заседать, как если бы ничего не произошло. Но ни национальные, ни буржуазно-либеральные движения не потеряли своей динамики вследствие поражения в 1848–1849 годах. Немецкое буржуазное национальное движение оставалось в вечном беспокойстве, фактор, с которым следовало считаться и который следовало куда-то приспособить. Буржуазия в пятидесятые и в шестидесятые годы при бурно теперь развивающемся прогрессе индустриализации даже становилась все сильнее, и в начале шестидесятых годов индустриализация привела также и к возникновению организованного рабочего движения — с центром в Пруссии. Около 1860 года все было примерно в таком же состоянии, как и за десять лет до того, правда в несколько ином виде: революция как таковая хотя и была отложена в архив, но немецкая буржуазия с национальным объединением и партией прогресса снова была в мощном наступлении, Австрия и Пруссия были в неизбежной конкурентной борьбе за ее благорасположение; обе заняты в казалось безостановочных процессах внутренней либерализации и парламентаризации, обе старались сделать в Германии "моральные завоевания" и направить поток национального движения на свою мельницу, обе конкурировали с планами реформирования Немецкого Союза. При этом у Пруссии было то преимущество, что она была свободна от запутанных проблем национальностей Австрии, а преимуществом Австрии было то, что она больше и сильнее, и еще пожалуй популярнее. Однако прежде всего то, что Австрия все еще была традиционной господствующей силой в Германии, старой имперской силой.

Что из всего этого получится, в начале шестидесятых годов было полностью открытым вопросом. Множество вариантов решений кружилось в воздухе: более узкий и более широкий союз, германский дуализм с преобладанием Пруссии в Северной Германии, Австрии — в Южной Германии, реформа существующего Немецкого Союза в духе парламентаризма. Одного безусловно ожидали все: значительного усиления буржуазно-парламентарных институтов во всей Германии. Одного лишь никто не ждал: войны между немецкими государствами.

Что оба этих ожидания не оправдали надежд, что Пруссия стала имперской державой, а Австрия заграницей, было заслугой одного единственного человека, который в начале шестидесятых годов 19 века в своем собственном государстве все еще был политическим аутсайдером: Бисмарка.

Глава 6. Пруссия создает Империю

Король Бисмарк I

Политика под давлением успеха

1866: Пруссия у цели

1870: Несчастный случай и импровизация

В сознании немцев Бисмарк продолжает жить как основатель Империи. Бесконечно много спорили об этом прежде, и сейчас все еще спорят — было ли основание им Империи для Германии благом или несчастьем. В сравнении с этим примечательно мало задумывались над тем, было ли основание Империи для Пруссии плодотворным или пагубным; и это тем примечательнее, что сам Бисмарк без сомнения прежде всего рассматривал его с прусской точки зрения и проводил его в качестве мероприятия прусской политики.

Бисмарк не был немецким националистом — он был прусским государственным деятелем. Не только в ранние годы его политической деятельности, но и в годы, когда он был премьер-министром Пруссии, он не задумываясь говорил о "немецко-национальном надувательстве", и в 1866 году у него не было ни малейших национальных помыслов вести войну против большей части Германии вне пределов Пруссии, как и против Австрии. В одном из многих нервных споров с королем Вильгельмом I, которые предшествовали этой войне, однажды король в отчаянии вскричал: "Так что же, значит вы не немец?" Напротив же — всегда, когда он говорил о Пруссии, в голосе Бисмарка звучали сердечные нотки. "Одному богу известно, сколь долго еще должна существовать Пруссия", — написал он однажды в частном письме. "Но мне будет очень жаль, когда наступит её конец — бог мне свидетель".

И все же сам Бисмарк сделал более, чем кто-либо другой, чтобы Пруссия "кончилась" — не вследствие политической несостоятельности или неудач, а напротив (и в этом парадокс) — вследствие чрезмерного успеха. Он привел Пруссию на такую высоту, где она на длительный срок дышать не могла. Основанием Империи, которое превратило Пруссию в господствующую силу Германии, а Германию — в господствующую силу Европы, возможно он отчасти чересчур пришпорил Германию — об этом можно спорить; но бесспорно, что Пруссии он при этом привил смертельный микроб. В объединенной Германии Пруссия неизбежно мало-помалу теряла свою самостоятельность, свою идентичность и в конечном счете — свое существование. Она стала избыточной, аномалией в строительстве Империи; и в конце она стала жертвой потерпевшей крах немецкой мировой политики — политики, которую Пруссия в качестве Пруссии никогда не вела и даже не желала вести.