Прусский террор

— Дорогой Бенедикт, мне не терпелось опять повидаться с вами, — сказал он ему. — В тот вечер событие, которое помогло нам встретиться, спешка, с которой вы стремились кинуться на поиски нашего друга, принудили меня принять вас, что называется, мимоходом. С того часа мне хотелось одного — еще раз повидаться с вами и сказать вам, до какой степени я люблю вас. Я разузнавал о вас повсюду, и мне известно, что вы совершили чудеса и при Лангензальце, и при Ашаффенбурге, что неизменная удача не покидала вас и что вы вышли из боев здоровым и невредимым. А ведь в этих же двух битвах столько мужественных людей потеряли жизнь. Эмма, с которой я увиделся, когда она спускалась от сестры, сказала мне, как она счастлива, что нашла вас у нее и сумела поблагодарить вас, встав перед вами на колени. Теперь…

— Да, — перебил его, смеясь, Бенедикт, — теперь скажите мне, к чему это предисловие?

— Какое предисловие?

— Да ясно же, что люди нашего склада, дорогой Фридрих, говорят друг другу все до конца уже в тот момент, когда пожимают друг другу руки. Вы все сказали в тот день, когда протянули мне левую руку вместо правой. Сегодня вы скажете мне нечто другое? Говорите.

— Знаете ли, дорогой Бенедикт, я начинаю верить тому, что мне о вас рассказали, — у вас действительно есть дар предвидения.

— А кто вам это рассказал?

— Одна бедная женщина, которая страшно боится, что сбудется предсказанное вами ее мужу, как это случилось с его другом Фишером.

— Госпожа Фелльнер! — встрепенулся Бенедикт, и лицо у него потемнело. — Бедная женщина! Мне было неизвестно, что муж рассказал ей то, о чем я его предупредил.

— Так, значит, в этом есть доля правды?

— В чем?

— Да в том, что вы ему предсказали.

— Все правда.

— Вы думаете, что бургомистр умрет насильственной смертью?

— Это будет самоубийство.

— И вы даже провидели, какого рода будет это самоубийство?

— С меньшей уверенностью, но все же предполагаю, что он повесится.

— И нет средства побороть судьбу?

— Конечно, есть, и когда мы виделись с господином Фелльнером в последний раз, я говорил об этом ему самому. Ему следовало уехать из Франкфурта и не оказаться втянутым во все эти ужасные события, какие совершаются в городе, из-за чего господин Фишер уже лишился жизни, а господин Фелльнер, видимо, тоже лишится.

— Но дорогой Бенедикт, знаете ли, у вас это очень печальный дар.

— Клянусь, до последнего времени я относился к нему скорее как к некому развлечению, а не как к чему-то серьезному. Чем больше я занимаюсь такого рода исследованиями, тем больше склонен признать, что это наука или, скорее, материальный факт, как магнетизм, как электричество. Я предсказал господину Фишеру, что он умрет насильственной смертью, — он умер от случившегося с ним апоплексического удара. Я предсказал королю Ганновера, что он одержит победу при Лангензальце, — он победил. Я предсказал ему крах — прусский король конфисковал его владения и, по-видимому, не отдаст их по собственной воле. Я предсказал…

— Но как вы могли это увидеть?

— Победу при Лангензальце?

— Нет, самоубийство Фелльнера, например.

— О, это было легче всего! Не стану утруждать вас рассказом обо всем том, что философы, врачи, химики написали по поводу руки человека. Не стану приводить вам цитат из Буало, Херберта, Ришрана, Клода Бернара, а только напомню вам целиком слова Аристотеля: «Безусловно, на руке человека линии проведены не беспричинно, ибо они прежде всего возникают под влиянием неба и в зависимости от собственной индивидуальности каждого». Ну вот здесь и начинается вся моя система. Я нашел толкование, которое считаю верным и которое, между тем, я ежедневно уточняю вместе с изучением каждого знака на руке. Хорошо, я объясню вам сейчас, что можно увидеть на руке господина Фелльнера и что заставляет меня думать о его насильственной смерти через самоубийство. Смотрите, Фридрих, дайте мне вашу руку.

— Правую или левую?

— Левую. Чаще всего роковые знаки бывают начертаны именно на левой руке. Вы же знаете, древние именно слева ждали дурных предзнаменований. Звезда на Сатурновом холме указывает на убийство. Крест — смерть на эшафоте. Но дайте мне нашу руку… Когда эта звезда, вместо того чтобы находиться на Сатурновом холме, то есть у основания среднего пальца… бывает… посередине первой фаланги… Ах!..

Бенедикт отпрянул назад и прикрыл рукою глаза, словно защищаясь от ослепительного света.

XXXVII. ПРОВИДЕНИЕ

Фридрих так и остался с протянутой к Бенедикту ладонью.

— Ну и что дальше? — спросил он.

— Дальше? Ничего! — сказал тот, бросаясь на стул. Потом, схватившись за волосы и топнув ногой, он вскричал голосом, в котором слышалось отчаяние:

— Никогда, нет, никогда! Никогда я больше не стану смотреть руки — чьи бы то ни было!

— Но, в конце концов, что такого ужасного вы увидели на моей руке?

— спросил Фридрих.

— Да не на вашей, черт возьми! — сказал Бенедикт, принужденно смеясь. — На руке господина Фелльнера.

Фридрих пристально посмотрел на него и почти сурово ему сказал: