В какой-то миг Бенедикт, чуть было не сказал, что Елена, свояченица Фридриха, сидит в карете у этой двери. Но он вовремя удержал уже начатую фразу и не дал ей слететь со своих губ. Если и суждено было барону фон Белову услышать такое признание, то лишь из уст самой Елены.
Фридрих пришел в отчаяние, что ему нельзя было сопровождать Бенедикта в его розысках, поскольку он был обязан в отсутствие генерала оставаться в Хёрштейне, тем более что из-за грубости генерала, вполне оправдывавшего свое имя Штурм, которое означает «буря», Фридриху уже два или три раза пришлось очень пожалеть о своем согласии занять это место начальника штаба.
Но он дал заверенное печатью генерала разрешение на то, чтобы обойти поле битвы в сопровождении двух прусских солдат — для внушения уважения к этому делу — и хирурга.
Бенедикт удержал Фридриха, порывавшегося проводить гостя к карете, и обещал потом направить хирурга прямо к нему в штаб, чтобы тот отчитался перед ним о проведенной экспедиции. После этого Бенедикт пошел к карете, где его , с нетерпением ожидала Елена.
— Ну как? — спросила она.
— Все как нужно, — ответил Бенедикт. Затем он тихо сказал Ленгарту:
— Отъезжайте отсюда на двадцать шагов и остановитесь. Ленгарт сделал как было сказано.
Только тогда Бенедикт рассказал Елене о том, что перед тем произошло.
Если бы ей захотелось увидеться с зятем, легко было сделать двадцать шагов назад. Если же, напротив, Бенедикт все сделал так, как хотелось ей самой, то им оставалось только продолжить путь.
При одной лишь мысли увидеться сейчас с зятем Елена вздрогнула. Она была убеждена, что он удержал бы ее и не позволил бы в полночь, среди мертвых и раненых, даже среди мародеров, которые всегда пробираются к трупам и грабят их, рисковать собой на поле битвы.
Поэтому она живо поблагодарила Бенедикта и сама крикнула Ленгарту:
— Вперед!
Ленгарт пустил лошадей галопом.
Они вернулись в Деттинген. Когда карета въезжала в город, било одиннадцать часов.
На главной площади Деттингена был разожжен огромный костер. Бенедикт вышел из кареты и приблизился к нему.
Перед костром прохаживался капитан. Бенедикт подошел к нему. Он вполне знал прусский характер и великолепно умел с ним обходиться, если не хотел столкновения.
— Извините, капитан, — сказал он, — знаком ли вам барон Фридрих фон Белов?
Капитан посмотрел сверху вниз на того, кто позволил себе обратиться к нему.
Не нужно забывать, что Бенедикт был одет лодочником.
— Да, — ответил тот, — я его знаю. Дальше?
— Не хотите ли оказать ему большую услугу?
— Охотно! Это мой друг, но каким это образом он обратился к тебе, чтобы попросить меня об этом?
— Сам он в Хёрштейне и не может оставить его по приказу генерала Штурма.
— Ну и что?
— А то, что он находится в самом глубоком беспокойстве насчет одного из своих друзей, которого, видно, либо убили, либо ранили сегодня, во время кавалерийской атаки прусских кирасиров на ашаффенбургском мосту. Он послал меня с одним моим приятелем, лодочником, как и я, на поиски этого друга, жениха вот той дамы, что вы видите в карете, и сказал: «Обратись вот с этой написанной моей рукой запиской к первому встретившемуся прусскому офицеру. Скажи ему, что это не приказ, а просьба. Дай ему прочесть эту записку, и я уверен, что он окажется любезным и даст тебе то, что я здесь прошу».
Офицер подошел к огню, взял головешку и прочел следующее:
Дисциплина и послушание — два великих достоинства прусской армии. Именно эти два качества сделали эту армию лучшей в Германии.
Стоило только капитану прочесть приказ своего начальника, он тут же оставил свой надменный вид, с которым только что разговаривал с беднягой-лодочником.
— Эй, там! — сказал он солдатам, сидевшим у огня. — Пришлите двух добровольцев для оказания услуги начальнику штаба Фридриху фон Белову.
Встало десять человек.
— Хорошо! Ты и ты! — сказал капитан, отобрав двух людей.
— Ну, а кто тут ротный хирург?
— Господин Людвиг Видершаль, — ответил голос.
— Где он расквартирован?
— Здесь, на площади, — ответил тот же голос.
— Известите его, что по приказу из штаба он должен этим вечером принять участие в поездке в Ашаффенбург.
Один солдат встал, пошел через площадь, постучал в дверь и мигом вернулся вместе с полковым хирургом.