Следовательно, с точки зрения когнитивной науки не алфавит уникальным образом содействовал производству новой мысли, а скорее повышенная эффективность, возможность достижения которой была обеспечена алфавитной и слоговой системами письма, сделала «новую мысль» более доступной для большего количества людей, а также на начальных стадиях способствовала развитию начинающего читателя. Вот в чем, следовательно, состояла революция в нашей интеллектуальной истории: началась демократизация юного ума, осваивающего чтение. В таком расширенном контексте неудивительно, что распространение греческого алфавита сопровождалось одним из наиболее значимых и плодовитых периодов сочинительства, искусства, философии, театра и науки.
Греческий алфавит резко отличался от предыдущих систем письма тем, что в нем нашли отражение самые сложные лингвистические представления о человеческой речи. Древние греки обнаружили, что весь поток речи в устном языке можно проанализировать и систематически разложить на отдельные звуки. Это очевидно далеко не для каждого (в любую эпоху). И особенно уместно то, что греки, самые голосистые поборники устной культуры, открыли для себя внутреннюю структуру и компоненты речи.
Чтобы понять, что за произведенным греками анализом речи стоит непомерный подвиг, достаточно обратиться к министерству обороны. Современная история восприятия речи начинается с сосредоточенных усилий изучения компонентов речи, предпринятых во время Второй мировой войны, когда возникла необходимость коммуникации в очень сложных и специфических условиях. Исследования начались как строго засекреченная военная тайна: тогда ученые из Bell Laboratories пытались создать машины, способные анализировать то, что называется «речевым сигналом», и в итоге синтезировать человеческую речь. Когда целое сражение могло зависеть от способности лишь одного офицера услышать сообщение в обстреливаемом снарядами окопе, такая информация была жизненно важной. Исследователи из Bell Laboratories использовали новую адаптацию спектрографа, для того чтобы получить визуальную форму нескольких важных компонентов: распределения звуковых частот, которые составляют высказывание; времени, необходимого для каждой части сигнала; а также амплитуды конкретного сигнала. Каждый звук в каждом языке обладает идентификационной характеристикой, состоящей из этих трех компонентов.
Как только современные исследователи «увидели» акустические свойства каждого аспекта человеческой речи, для них стала более очевидной ее чрезвычайная сложность. В качестве одного небольшого примера можно привести исследование Грейс Йени-Комшиан, которое показывает, что мы говорим с частотой от 125 до 180 непрерывных слов в минуту, причем в этом потоке не имеется акустических маркеров начала и конца слов [40]. (Представьте себе на минуточку, как будет звучать для вас незнакомый язык – как непрерывный и непонятный поток звуков.) В любом языке, на котором говорят люди, они узнают, как отделить друг от друга единицы речи, опираясь на их значение, грамматическую роль и морфологический состав, а также на ритм, ударение и интонацию. Но такая информация вряд ли даст вам знать, где заканчивается первый звук слова (его начало) и начинается второй. Это обусловлено тем, что в потоке речи все звуки взаимодействуют, накладываются друг на друга, как черепица: каждая фонема пересекается со следующей и определяет ее произношение [41]. Йени-Комшиан пишет: «Одна из самых больших сложностей в работе исследователей восприятия речи состоит в том, чтобы определить, каким образом из сложного речевого сигнала изолируются (выделяются) отдельные звуки и как они соответствующим образом идентифицируются» [42].