Прутский поход (СИ)

Царские драгуны сошлись в бою с запорожцами и «мазепинцами», что сражались на стороне шведов, добровольно перейдя на службу Карлу XII. Вот Сечь и разорили, а гетман нашел покровительство у турок — так поступали многие его предшественники, бегая знакомыми маршрутами еще к польскому королю, цезарю, крымскому хану и прочим властителям, ища милостыню с поддержкой. И на кого пенять после этого?!

Глава 14

— Калабалык, калабалык…

АК-74 дернулся в руках, выпустив последнюю, короткую очередь и замолк. Отстраненным краешком разума Стефан подвел итог — больше патронов 5,45x39 мм в этом мире больше нет, и уже не будет, осталось только три штуки. И тем предстоит вскоре быть истраченными, если только его не убьют в сегодняшней заварухе. Вроде немного, пять магазинов, все что были — полторы сотни патронов, но сипахам и янычарам, сгрудившимся на площади, хватило за глаза — их первые ряды были просто опрокинуты, промахов практически не было. С полусотни шагов по плотной массе коней и людей только новобранец промазать может, таковым капитан пятнадцать лет тому назад был, а с той поры много воды в Днестре утекло.

— Твою мать!

«Калаш» не помог — турок оказалось неожиданно много, причем всадники в доспехах, да и на некоторых пехотинцах было подобие панцирей. Патрон такую преграду пробьет, но он слишком слаб, чтобы поразить следующего человека. Так что первые упали, зато вторые не разбежались, а поперли плотной массой, размахивая ятаганами. А вот с лошадей стрельба привела в смятение — убить столь большого животного даже парой патронов затруднительное мероприятие, зато сипахам временно стало не до схватки — а ржание смертельно раненных коней перекрыло грохот стрельбы.

— Получите, и распишитесь!

Стефан отбросил автомат «оруженосцу», сорвал с разгрузки «эфку», выдернул чеку — оставляя дымный след в воздухе, граната полетела в задние ряды янычар, за ней последовала вторая. В эту секунду «попаданцу» стало не жалко лишиться современного оружия, беречь его уже не было нужды. Свою роль оно должно сыграть только один лишь раз, и нужно только выбрать самый важный момент. И он наступил сейчас — захват Бендер стоил многого, а не то, что единственного в этом мире АК-74, ставшего бесполезным, и пары «лимонок», что произвели на выбегающих из казарм османов определенное впечатление, пусть и далеко не потрясающее.

Мысленно он отметил, что применение автомата не произвело на янычар какого-то особого психологического воздействия — «огненный бой» или стрельба известна давно. Взрывы гранат тем более, их сейчас вовсю использовали, правда, с горящим фитилем. Так что с этой секунды он может рассчитывать только на собственные силы, вернее на тех солдат, которых успел подготовить за три месяца интенсивной учебы. И теперь его обязанность не воевать, а командовать, что он и сделал, живо отойдя за спины выстраивавшихся двумя шеренгами гвардейцев.

Не хватало еще шальную пулю словить, и на том закончить свое земное существование в самом начале «славных дел». Сейчас его поступки были предельно рациональны и прагматичны, показывать дальше храбрость не было нужды, все ее и так отметили — ветераны, а не новобранцы такие вещи примечают сразу. Сейчас он не собирался даже рта открывать, за него команды подавали первые в молдавском войске гвардейские офицеры, лучшие из тех кадров, что имелись.

— Первая шеренга на колено, примкнуть штыки! Вторая стрелять стоя — целься, огонь!

Не успела отзвучать уставная команда, как первая шеренга гвардейцев тут примкнула кортики к стволам, и дружно опустилась на одно колено, взяв ружья наизготовку. Их залп будет в упор, когда янычары подбегут на два десятка шагов. А вот вторая шеренга уже дала залп — из ружей вылетели клубы белого дыма. Ничего нельзя было разглядеть, только хриплые стоны и дикие крики раздавались кругом, и тут же последовала громкая команда:

— Примкнуть штыки!

Пороховой дым рассеялся, и Стефан ужаснулся — на тонкий строй из двух шеренг гвардейцев накатывался плотный вал янычар. Окровавленная одежда, кровь на свирепых рожах, завывающие вопли с призывами — все это могло вогнать в ступор любого, кроме гвардейцев молдавского господаря, обстрелянных воинов, причем все из них имели личные счеты к османам и татарам. Слишком долгой и ожесточенной была взаимная борьба, в которой не было жалости к побежденным. И сейчас в бою сошлись «господа», что с презрением относились к «гяурам», и их «рабы», покорность которых оказалась мнимой, а сердца пылали ненавистью и жаждой мщения.

В таких сражениях жалости нет, пощады никто не просит, да и не дают ее — борьба не на жизнь, а на смерть!

— Огонь!