Прыгай, Филька!

Кот повертелся, устраиваясь на подоконнике, улыбнулся во всю свою широкую пасть и дружелюбно представился:

— Привет! Я Кузя. У бабки Никитишны живу. А ты?

Филька ужасно смутилась и снова захотела убежать, но любопытство пересилило и она в свою очередь ответила:

— А я Филька. То есть Филиппа. Из квартиры Санычевых.

— Знаю Санычевых, — Кузя почесал левое ухо. — Жил у них когда-то Барсик, уважаемая личность, сколько мы с ним по дворам бегали, эх…

Фильке стало интересно.

— А куда он делся, этот Барсик?

— Мальчишки его убили. Шесть лет назад. Тяжелые были времена…Ваша бабка тогда сильно плакала, а моя испугалась и почти перестала выпускать меня на улицу. Все боялась, что и меня убьют, и останется она совсем одна. Пару лет я еще как-то хитрил, изворачивался, сбегал, когда она открывала дверь, даже отсюда на дерево прыгал и спускался вниз по стволу, а затем…Как-то раз не рассчитал, упал, сломал заднюю левую лапу. С тех пор какие прыжки? Так и сидим с бабкой дома. Телевизор смотрим, она иногда книжки вслух читает. Культурная жизнь, одним словом…раз нет другой…

Кузя понурился и умолк.

— Телевизор и я смотрю, — оживилась Филька. — Правда, не все понимаю, да и картинки на экране слишком быстро сменяются. Я больше радио люблю слушать. У нас на кухне весь день "точка" работает.

— А ты что больше всего любишь есть? — поинтересовался Кузя. Из форточки кухни Санычевых тянуло приятным мясным запахом.

— Курочку люблю. Рыбку. Молоко тоже, — принялась перечислять Филька. — А вот шпроты — нет! В феврале отмечали бабушкин день рожденья, собирали стол, смотрю — тарелочка, а в ней какие-то маленькие коричневые рыбки и масло. Я, пока бабушка ушла в другую комнату, прыгнула на стол, сцапала одну рыбешку и проглотила — тьфу! Чуть не вырвало. Зато масло, в котором эти шпроты — объеденье! Я его тогда все с тарелочки вылакала. Увлеклась, а бабушка возьми да и вернись — что тут началось…

— Били? — сочувственно осведомился Кузя.

— Не успели! — гордо ответила Филька. Я прыг со стола, в коридор и на кухню! Забралась под буфет и сижу. Крику было…Вообще, хозяева — очень странные существа. Шпроты те есть не стали — выкинули в ведро. Зачем? Я ж только масло выпила, а рыбки почти все целыми остались на тарелке…

— Ахаха! — засмеялся Кузя. Видно было, что история страшно ему понравилась. — А я больше всего на свете люблю сметанку. Ох и вкусное же это дело — сметанка! Бабка, когда перестала выпускать меня на улицу, решила свои репрессии чем-то компенсировать, вот и покупает иногда банку со сметанкой. Половина мне! Так-то!

Тут беседу пришлось прервать. На балкон вышла бабушка.

— Эге, красавица, да ты время зря не теряешь, — странным тоном проговорила она. — Уже и ухажора нашла, а? Брысь! Мигом домой!

Филька так испугалась, что даже не успела попрощаться с Кузей — скокнула с подоконника на балкон и помчалась на кухню за буфет — прятаться.

Кузя сидел и невинными круглыми глазами молча глядел на бабушку. Потом он задрал левую лапу и принялся демонстративно вылизывать себе промежность.

— От злыдень! Фараон! Смотри у меня! — бабушка погрозила коту пальцем и ушла в квартиру, закрыв балконную дверь на щеколду.

Только тогда Кузя прекратил занятие по личной гигиене, хмыкнул, почесался и, примерившись, неловко запрыгнул к себе в форточку.

Так у Фильки появился новый друг…

Глава седьмая Май

Бабушка не умела долго сердиться.

Как истинный русский человек она была добра, терпелива и отходчива.

Выросшая в голодные и страшные послевоенные годы, несмотря ни на что, бабушка сумела взрастить и сохранить в себе чистоту души, помыслов и сердца.

Выходя замуж за пятидесятипятилетнего мужчину она прекрасно осознавала, что быть может через десять-пятнадцать лет ей придется сделаться не столько женой, сколько нянькой и сиделкой любимому человеку, и все равно — она пошла на это, считая, что любовь — не столько физическая близость, сколько родство и единение душ, взаимное уважение и поддержка, забота и долг по отношению к партнеру.

Именно за эти качества бабушку ценили и уважали друзья, коллеги, знакомые и соседи.

Нет, обозвав Кузю злыднем и фараоном бабушка совсем не хотела его обидеть. Так…накатило…

На самом деле бабушка знала, что Кузя — хороший и добрый кот. Она помнила его дружбу с Барсиком. Помнила, как они прыгали и играли, весело гоняясь друг за другом по двору, подвалам и чердакам. Помнила, как после гибели Барсика Кузя многие недели выходил на улицу и одиноко садился у их любимого дерева под окном — выл и звал исчезнувшего товарища…

"Восемь лет…Кузе сейчас восемь лет…, - размышляла бабушка. — Постарел…И волоски седые появились…Сдает, бедняга… А нашей-то красотке всего девять месяцев…Эх…И чего я на него взъелась?"

Суп тем временем сварился. Филька продолжала прятаться за буфетом.

— Вылезай, дуреха! — махнула рукой бабушка. — Иди есть, ну!

Кошка подумала и с опаской вылезла. Над мисочкой с куриным супчиком поднимался пар.

— Погоди, не спеши, пусть остынет! Я тебе сейчас туда вареное яичко покрошу…

Филька тихонько уселась сбоку от буфета, готовая в любой момент снова нырнуть за него.