Программа была составлена безукоризненно. Но землетрясение оказалось слишком сильным. Я представил себе, как когда-то рушились от подобных толчков на этой планете дома и храмы, как взлетали, падая затем на селения, каменные ядра, раскалывалась почва, открывая зияющие трещины и поглощая все, что попадало туда. Огненными реками растекалась лава, застывая в виде дворцов и храмов, людей и животных, словно бы возводя памятники погибшим. Выбегали из своих домов аборигены, пытались спасти — кто детей, а кто нажитое, накопленное, и среди вещей, возможно, были украденные из дворца сокровища — статуи, покрывала, приборы, которых не умели применять. Но ничего спасти не удалось — молясь и проклиная, погибали мужчины, женщины, дети…
А дворец бесстрастно стоял на горном плато, и молча лежала в нем оставленная — за ненадобностью — книга со странными стихами…
Я связался с кораблем, и Сергей спросил:
— Вызовешь «челнок» с новыми роботами?
Я оценил его усилие «быть скромным» и высказал то, чего не решился сказать он:
— Теперь-то мы знаем место, где следует строить станцию наблюдения.
Сумрачная тень от облака легла на лицо стажера, сделав его на миг угловатей и значительней. Но облако проплыло, тень слиняла, и снова передо мной был «Патефон» с пухлыми щеками. Он раскрыл карту, а я начал передавать запрос на корабль…
ДОБРЫЕ ЖИВОТНЫЕ
Совсем недалеко от моих все еще полусонных глаз на полу нашей палатки стояла банка сгущенки с голубой этикеткой Полтавского молокозавода. На этой планете я привык ко всяким чудесам, даже к тому, что сбываются желания. Меня ошеломила только этикетка.
— Что у тебя? — послышался хриплый с пересыпу голос Валеры.
Не вылезая из спального мешка, я помотал головой, сначала пытаясь отогнать видение с этикеткой, а потом указывая на него.
— А у меня — пиво. Мое любимое — бархатное! — Он подбросил и поймал банку пива.
Резанул по ушам пронзительный визг. Это выражал восторг приручаемый нами абориген планеты — карлик с маленьким сморщенным лицом, похожим на резиновую маску. Я назвал карлика Гавриилом Георгиевичем, по имени самого внушительного начальника, которого доводилось встречать, — директора гостиничного комплекса на межрейсовом спутнике-базе. Правда, тот Гавриил Георгиевич выделялся не малым, как наш, а огромным ростом и грозной внешностью, но я считал, что в вопросе о внешности могу воспользоваться третьим законом диалектики о единстве и борьбе противоположностей, тем более что характеры и начальственные повадки обоих Гавриилов Георгиевичей были разительно схожи. Вот и сейчас наш приемыш, провизжав положенное короткое время, одобрительно закивал, покровительственно похлопал Валеру по пояснице, повелевая нагнуться. Затем он одним прыжком вскочил на плечи моему товарищу, крепко вцепился паучьими лапками ему в волосы и заколотил пятками по спине. Валера послушно изобразил бег на месте. В эти минуты карлик напоминал расшалившегося мальчугана, но я уже давненько определил, что он находится в возрасте зрелого мужчины. На контакт с нами он шел неохотно, предпочитая оставаться непонятым, повелевать, вымогать сладости и различные понравившиеся ему предметы. Возня с ним уже начинала мне надоедать.
Величественным жестом карлик указал Валере на выход из палатки.
— Подожди немного, пожалуйста, — ответил тот и получил удар пяткой в спину.
— Угомонись! — прикрикнул я на карлика.
— Ничего, он мне не мешает, — сказал Валера. — Давай лучше вернемся к вопросу о дарах.