Прыгун

«...не вздумай читать его мысли… не думаю, что ему это понравится… да и тебе не понравится в голове дьявола, не думаю, что оттуда можно вернуться в здравом рассудке...»

В комнате появилась женщина.

Баскетбольного роста, с хорошо развитой костью, коротко стриженая зрелая блондинка. Огромные глаза поглощали и обгладывали, сильные кисти несли смертельный маникюр. Она холодно улыбалась, и от улыбки ее становилось холодно. Тугая белая очень короткая блузка с очень узкими бриджами подчеркивали великолепие ее тела, от этого мутилась голова. Пальцы ног ее в открытых туфлях казались хищными. Из ямок спины наглым образом моргал цветной татуированный глаз, на изящно слепленной лодыжке переминалась с лапы на лапу грациозная пантера цвета ночи.

Привычным движением женщина вооружилась худосочным «Джонни Уокером», движение руки — и на столе возникли пять стаканов. Все они мгновенно наполнились, и первый стакан канул за ее крупные безжалостные губы. Остальные она раздала присутствовавшим короткими немыми движениями. Последняя была вложена в мокрую ладонь нашего героя, чьи пальцы оказались стиснуты до слез, после чего женщина исчезла.

— Выпьем за правильные решения, — объявила татуировка Геквакена. — Которых делаем мы в жизни так мало! — Он хлопнул стаканом куда-то в лицо, и посудина опустела.

Все присутствовавшие выпили вслед.

Вдруг отовсюду накатила страшная вонь. Ничто не пострадало и не изменилось, но нос захотел исчезнуть. Пахло непонятно чем, непонятно как, более того, Родику начало казаться, что это он источает кошмарный запах. Стало жутко не по себе, он покрылся потом, одновременно подскочила температура.

«...он вспахивает твой разум…»

— Джинн, — преследуя тепло по телу и пытаясь не дышать, подал самоубийца голос. — Вы упомянули джинна! — Эта публика была ему более чем знакома.

— Да, — подтвердил Кваазен, присаживаясь на краешек стола. — Джинн, что будет ее рабом и сможет сделать для нее в сотни раз больше, чем сможешь ты при всем твоем желании. Что не позволит ногам ее ступать по земле, так как для ее передвижений имеется его спина. Который будет легко убивать за нее, а ты способен убить разве что только себя. Который будет поддерживать ее силу, а ты можешь только ее ослабить.

— Она не нужна мне! — Взгляды их соприкоснулись, Родика точно дернуло током, но и с лица Кваазена пропала отвратительная улыбка. — Она — мое прошлое.

«…он ненавидит тебя...»

— Чем ты занимаешься? — прищурив один глаз, а другой распахнув, осведомился Кваазен. — Позволь полюбопытствовать. Есть у тебя какая-нибудь цель или ты, как червь, стремишься в никуда?

«...я — это я…»

— Можешь не отвечать, — заявил маэстро. — Я знаю все про тебя. И все сильнее не понимаю ее. Хотя понимаю… Потому что знаю, как устроена ее голова, знаю мотивы, но от этого еще больше не понимаю. И на чем работают твои батарейки, мне тоже известно, — он усмехнулся. — Более того, я считаю, что ты глупец! Ты идешь дорогой, которой нет. — Слова его становились все громче. Затем он неожиданно сбавил тон, и Родик с нелепым замиранием ждал, что он скажет дальше. — Если бы она осталась с тобой — это было бы все равно как если бы она навсегда осталась одна. Потому что тебя нет. Я тебя не вижу, я вижу сгусток, который умудряется доносить до меня свои мысли. — Самоубийца заметил, что снова раскачивается на носках в разные стороны. — Я говорю с пустотой и в пустоту. Или ты не согласен? — В ушах маниакально плодилось кваазеновское эхо. — Тебе есть что возразить? Она — твой последний шанс материализоваться в этом мире. Она — твой выигрышный билет, который бывает у каждого в жизни, даже у последнего неудачника, но я рад, что ты, как последний неудачник, лишился его. — Черты Кваазена хаотично мелькали перед лицом, точно мошкара.

Родик не мог сосредоточиться, голос маэстро звучал со всех сторон.

«...не слушай его...»

— Ну что ты, Кевин, — подал голос притворявшийся мертвым Геквакен, и истинные глаза его распахнулись. — Он просто иначе, чем мы, представляет структуру вещей, но мы натаскаем его, покажем пару хитростей. — Глаза были цвета пронзительной голубизны. — Пара лет у нас — и парень горы свернет, поможет старичкам встретить безбедную старость. — Заявив это, толстяк взревел в разночастотном смехе. — Что скажешь, пацан? — С его пробуждением, казалось, крепким сном заснула его татуировка.

— Он? — Лицо Кваазена дрогнуло в сомнении. — У него нет имени, и самого его почти нет. — Маэстро щелкнул пальцами, и ослепительное солнце перерезало горло тьме за окном. — Он из тех, кто выиграл в лотерею и отказался от выигрыша. Посмотри на него!

Родик увидел, как солнце проявило на полу тени отца демонической девочки.

Их было шесть.

— У вас шесть теней, — желая подумать, вслух произнес самоубийца.

— Мои тени меня охраняют, — высокомерно изрек Кваазен. — Ко мне нельзя подойти со спины. Меня нельзя застать врасплох. А как они страшны в ярости! Ты не отбрасываешь и одной. — Наш герой проследил за взглядом маэстро и увидел, что на полу действительно нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего тень.

«…иллюзия…»