— На нашем мужском пути, там или здесь, в независимости от того, куда мы пойдем или даже не пойдем, будь то лево или право, верх или низ, почти везде нас ждет та или иная женщина. — Мануа приподнялся на цыпочки, лицо его исказила тяжеловесная мудрость. — Она в зависимости от наших или ее предпочтений может стать нашей или не стать. Быть с нами долго или не очень, но она есть везде и всегда будет… разная… — Кваазен улыбался и стряхивал пепел на пол, а тот словно разбегался в разные стороны. — В этом смысле женщины преследуют нас, как и мы — женщин. Всем нам быть с кем-то, и в разное время душа желает разного. Но кольцо на палец, ритуальный символ единения душ, надеть мы должны единожды. — Мануа поднял палец, пустовато поглядывая на самоубийцу. — И эта женщина должна быть уникальной, и в голове нашей не должно быть сомнений. Понимаешь?
— Что же сейчас мучает меня, если не сомнения? — Родик качал головой из стороны в сторону, так помогая себе сохранять собственное мнение.
«...пошел ты со своим символом...»
— Слабость, — точно сплюнула татуировка.
— Трусость, — вторил Кваазен, выходя из-за стола. — Любое счастье — мощная энергия, настолько мощная, что способна разрушить земной шар, поверь мне на слово, это не метафора. Для чьей-нибудь маленькой головы это, может, не только слепящий восторг, но и испытание, и адская боль. Ты не знаешь своего счастья, поэтому бежишь от него. Ты не знаком с ним, ты не привык, и ты его боишься.
«…заткнись!..»
— Ты прыгаешь в окна, потому что счастлив, — убежденно выдал Мануа, кивая сам себе головой. — И от кошмарного предчувствия, что скоро счастье закончится.
— И ты не ведаешь, как с этим жить, — подпела татуировка Геквакена. — Кто познал счастье, с трудом сможет прожить без него. Поверь, мы мастера подделок, нам ли не распознать истинное?
«...заткнитесь!..»
— Иногда счастье даже убивает, — декламировал Кваазен. — Но лишь оно способно воскресить. Сколько раз ты падал из окна?
— Четыре. или пять. — ответил Мануа за самоубийцу.
— И ты не умер?
— Нет. — И это был не Родик.
«...странно, но приятно...»
— Это ли не свидетельство, что ты нашел тот замечательный пальчик, на который приговорен надеть сакральный обруч? — Все четверо: маэстро и его толстый компаньон, татуировка и Мануа пристально вглядывались — Родику казалось — прицельно в его голову. — И со всей ответственностью отдать этому обручу часть собственного тела.
— Если ты можешь засунуть палец в кольцо, чтобы не суметь вытащить его без мыла, — с мрачным пафосом бросил Родик, передразнивая интонацию Кваазена, — значит, ты сам можешь быть пальцем, что заберется в дыру, откуда выбраться ему будет непросто. — Он истерично хохотнул. — Если не невозможно… — Голова его в секунду нагрелась, появилось ощущение, будто сию минуту в ней что-то от чего-то должно оторваться.
«...пошел ты со своим обручем...»
— Ты — сложный мозг, — развел руками Ква-азен, встретившись взглядом с Геквакеном. — При том, что ты со всем согласен. — Он щелкнул пальцами, и в комнате вновь появилась блондинка, а стало быть — виски в стаканах. — Ты — парадокс дьявола. Именно потому ты мне интересен. — Лицо его стало каменным. — Потому ты и можешь быть партией для моей дочери, хотя ты и человек. Ты с легкостью поддаешься на все мои скрытые провокации (я говорю не о том, что происходит сейчас), что благодаря этому, а не отрицанию меня выходишь из-под контроля. Но мы это поправим, познакомься. — Блондинка вооружала компанию стаканами с виски. — Височная. — От походки ее делалось жарко.
— Кто? — Мануа точно метил в душу компании.
— Боль, — с нажимом произнес Кваазен, указывая пальцем на блондинку.
— Боль Сергеевна, — со сладострастием и с отчетливыми нотками уважения продолжил Гек-вакен. — Женщина, сбивающая с ног. — Спящей теперь прикидывалась татуировка.
«...красивое имя…»
— И в паспорте так написано: фамилия — Височная, имя — Боль, отчество — Сергеевна, — подтвердил Кваазен. Он вернулся за стол, с размаху переместившись в поскрипывающее от роскоши кресло. — Занятие ее всегда одно: творить саму себя. И так — с тех пор, как она поняла, что очевидно красива. — В руках маэстро расцвела чашечка с кофе. — В тот самый момент все остальное перестало для нее существовать. Мужчины ее почти не интересуют, зато она весьма интересует их. Такой у нее талант, и я его активно использую в своих целях. Кстати, ей очень подходит ее имя, потому что в любой душе, которую посетит эта женщина, со временем не остается ничего, кроме Боли. Догадываешься, что я задумал?
Родик покачал головой.