Прыжок

За последние двадцать лет Джорджио никогда не слышал, чтобы его жена так говорила. Раньше она всегда высказывала лишь то, что он хотел услышать. Он понял, что девять месяцев, предшествовавшие суду, стали временем серьезных испытаний для нее. И неожиданно посмотрел на жену новым взглядом, словно бы со стороны: как она красива, как стройна. Увидел ее глазами других: очаровательной женой Джорджио Бруноса. Она служила ему украшением, а страсть, которую он к ней испытывал, настоящая страсть, сглаживалась домашней фамильярностью… Вот она стоит сейчас рядом с ним, и он должен быть благодарен ей за это. Другие жены в ее положении быстро набили бы себе карманы и вырвались прочь из дома раньше, чем состоялся бы суд!

Джорджио очень глубоко вздохнул. Впиваясь мягким взглядом карих глаз в жену, нежно произнес:

— Прости меня, Донна. Ты права. Я слишком много думаю о себе. Я всегда занимался только собой. Это плохая привычка, но она у меня с детства. Мне мои грехи известны, как никому другому. Делай все, что считаешь нужным для себя. Просто я не хотел, чтобы ты надрывалась, когда в этом нет особой необходимости.

Она с трудом сглотнула, но в горле остался комок слез: «Что-то в последнее время у меня глаза постоянно на мокром месте».

— Мне нужно что-то делать, — вновь заговорила она. — Дом такой большой и пустой без тебя. И, помимо всего прочего, я раньше ждала, что вот ты приедешь вечером домой, и хранила этот дом для тебя, а не для себя. А теперь чувствую себя как в тюрьме. Вероятно, в тюрьме иного рода, чем твоя, но все равно в заключении. Брожу по дому, касаюсь разных вещей. Долли содержит дом в чистоте; он почти стерилен как операционная. Немного занимаюсь садом, иногда читаю журнал или книгу. Ложусь спать в девять, предварительно выпив снотворного и стакан шотландского виски. Ты такой жизни хочешь для меня, Джорджио? Так я буду медленно умирать от тоски, тревоги и сожаления. Впервые за двадцать лет супружества я предоставлена самой себе, и мне это вовсе не нравится. Я это ненавижу! Но дела сейчас обернулись так. Как только ты возвратишься домой, мы вернемся к нашему прежнему образу жизни. Однако сейчас я хочу работать. Думаю, это лучший выход для нас обоих.

Он кивнул:

— Прости, девочка моя, я открыл рот, не подумав. Поступай так, как считаешь нужным. На самом деле, я буду рад, даже если ты будешь больше заниматься делами. Если я не могу довериться тебе, то тогда кому же мне доверять?

Донна улыбнулась сквозь слезы. У нее появилось ощущение, что она выиграла что-то в этом споре. Она не могла пока точно определить, что именно. Но поняла: отношение мужа к ее словам по-настоящему задело ее за живое. И еще: она почувствовала, что теперь у нее появилась сила. Может быть, даже власть над Джорджио. В первый раз она настояла на своем, вела себя как более или менее самостоятельная женщина. То, как это происходило, конечно, обижало ее, с одной стороны. С другой стороны, какая-то часть души Донны была удовлетворительна. Она станет специалистом в бизнесе! Пусть этим она и обязана новому выражению мужниного лица. В первый раз за долгие годы она удивила его, и Джорджио обратил на нее реальное внимание. Муж нянчился с ней, ухаживал, но очень редко проявлял к ней настоящий человеческий интерес. Теперь он смотрел на нее с удивлением, и некое ревнивое уважение светилось в его темно-карих глазах.

Одно только это стоило всех усилий.

Маэв въехала на дорожку, ведущую к дому, и со скрипом затормозила. Она поглядела на внушительный дом старшего сына и вздохнула. Дом сейчас стоил почти миллион, хотя десять лет назад Джорджио построил его почти за бесценок. В отличие от других современных домов в окрестности этот был выстроен с размахом. Сложенный из кирпича, в нарочито георгианском стиле, дом имел при себе еще и теннисный корт, и бассейн, которые располагались на площади в три акра. В доме было шесть спален, три ванные комнаты и отдельная «бабушкина квартира», где жила Долли. Оранжерея на заднем дворе в длину составляла пятьдесят футов и в ширину — двадцать. Одна она стоила дороже, чем весь домик Маэв в Кэннинг-таун.

Маэв выбралась из своего «Фиата» и захлопнула дверь. В машине было полно мусора: старые обертки из-под мороженого регулярно разбрасывали внучата, окурки сигарет торчали из всех пепельниц. Машина выглядела побитой, ржавой, но Маэв любила ее. Джорджио же видеть не мог мать, за рулем «Фиата» и безуспешно предлагал ей купить новую машину. Поэтому Маэв всегда с особым издевательским удовольствием визгливо тормозила на его дорожке. Но теперь это удовольствие улетучилось, покинуло ее вместе с Джорджио.

Повесив через плечо потрепанную кожаную сумку, Маэв грузно зашагала по гравию мимо гаражных блоков, направляясь к парадному входу. Долли уже ждала ее. Женщины обнялись.

— Привет, Долли, дорогая. А где твоя подопечная? Где эта женщина?

Лицо Долли сморщилось от улыбки:

— Она скоро придет. Я сказала ей, что ты намерена приехать. И приготовила отличную запеканку.