Прыжок через быка

Двойник тоже ведет себя, как Протей: меняет облик, пульсирует. В принципе его нет, он – это то, во что должен превратиться герой, пройдя через смерть. Герой должен стать зверем, потому что зверь – это неотъемлемая часть природного мира, а задача героя как раз и есть слиться с этим миром, чтобы чувствовать и знать его. Так сказать, научиться понимать птичий язык, чтобы не возвращаться с охоты с пустыми руками. Вместе с тем, поскольку герой проходит через смерть, зверь поедает его, враждебен ему, страшен. С другой стороны (новый облик Протея, новое переключение), герой ведь оживает, значит, это он победил зверя, съел его. Кто бы кого ни съедал, в любом случае в центре – пожирание (героя зверем или зверя героем), жертвоприношение (принесение в жертву зверя или самого себя).

Звериный двойник имеет ряд признаков. Он – явный чужак: часто предстает либо прямо зверем (или полузверем – как, например, Минотавр), либо человеком не белой расы, либо просто иностранцем, либо смуглым человеком (иногда всего лишь брюнетом),[148] либо человеком в маске, либо куклой, либо статуей. Если это человек, то одет часто в одежду, напоминающую шкуру («заячий тулуп» Пугачева в «Капитанской дочке» Пушкина, тулуп Рогожина в «Преступлении и наказании», одежда из верблюжьей шерсти Иоанна Крестителя и т. п.). Иногда он просто волосат, как Исав, – что, конечно, есть облегченный вариант звериной шкуры (и когда Иаков прикрывает руки и шею шкурой ягненка, чтобы слепой отец принял его за брата, это становится явным). Облегченным вариантом шкуры может также выступать повышенная кудрявость.[149] Двойник нередко кивает или подмигивает. В руке у него нож (или топор). Он может зарезать, но часто погибает сам. Нередко ему отрезают голову. При этом часто появляется образ мяча или шара (шарика). Так, в упомянутом выше фильме Хичкока двойник перед поединком на карусели заставляет лопнуть шарик ребенка, поднеся к нему сигарету. (Ребенок же до этого играл, угрожая двойнику игрушечным пистолетом.) А главный герой фильма перед поединком играет в теннис (то есть мы видим мячик и двух противников) – и выигрывает матч. В схватке на карусели двойник погибает, раздавленный упавшим на него карусельным конем. До этого же двойник в драке пытался подсунуть голову героя под опускающееся копыто «скачущего» карусельного коня. Вот и получается, что он не просто двойник, а именно звериный двойник. Пытаясь убить героя, он как бы становится конем. Кружащиеся, а также поднимающиеся и опускающиеся карусельные кони – это одновременно и животный мир, в который оказываются втянуты дерущиеся, и ожившие статуи. Карусель производит и смерть, и жизнь: она убивает двойника и спасает героя.

Вы увидите эту «существенную схему» в любом художественном произведении (и, один раз увидев, не сможете видеть иначе, уж извините). От произведения к произведению она меняется, пульсирует, как Протей. Иногда она пульсирует и в самом произведении, так что двойников может быть больше, чем один, равно как и Афродит, и героев. Например, в мифе о Тесее Ариадна со своей путеводной нитью – тоже ипостась Афродиты, тот же источник жизни, что и Лабиринт. Или: в фильме Хичкока двойник, преследуя женщину, свою жертву в увеселительном парке, садится вслед за ней на лодку и проплывает через темный TUNNEL OF LOVE. И этот «туннель любви» – тоже Афродита, равно как и помогающая герою главная героиня фильма, наряду со светящейся каруселью. Есть в фильме и другие пары двойников (по меньшей мере еще три пары). Вот одна из них: сестра главной героини и убитая двойником женщина. Это, скажем, двойницы. Их сходство подчеркнуто их очками. Разбитые очки убитой женщины затем показаны сами по себе, это маска. (Знаменитый кадр фильма – удушение – отражается в очках жертвы, упавших в траву. Но и потом они видны в фильме отдельно: двойник-убийца предъявляет их герою.) А двойничество подчеркнуто самой двойной формой очков.[150] Упавшие очки, отражающие убийство, – не просто эффектный кадр. Он говорит нам о двойничестве и его убийственной, жертвоприносительной роли.

И вот я жарю яичницу. Сам готовлю себе ужин, я – герой. Подхожу к плите и зажигаю огонь. Это – алтарь, на котором будет совершено жертвоприношение, это источник жизни (есть хочу – умираю), это Афродита. Я разбиваю яйца ножом (вот она, смерть животного – поскольку яйца из курицы). Ножом! Овальные яйца, похожие на головы! («Вот опасный псих», – скажете вы.) Пожарив яичницу, я съедаю ее! Я воссоединился с животным миром. Я полон сил. Я словно родился заново.

Это автопародия на данную книгу. Но это и на самом деле так. От «существенной формы» нет спасения и в обыденной жизни.

Эйзенштейн и два гусара

Зачем Лев Толстой написал «Войну и мир»? Что он хотел понять, в чем разобраться?