Прыжок над бездной

– В Терентьевскую рощу. Хочу Трещеру поглядеть. Вернее, что осталось от нее. Мигом обернусь.

Вскоре Багров, нахлестывая жеребца, углубился в рощу. Скача по широкой дороге, посреди которой тянулась углубленная борозда, он быстро отыскал нужное место: здесь было всего чернее и сильно несло гарью.

Разбитая Трещера являла собой внушительное зрелище. Взрыв порохового склада довершил работу русских ядер. Убитая прислуга лежала рядом – видимо, от страшного взрыва не спасся никто. Трупы успели уже закоченеть.

Аникей подошел к покореженной пушке и долго рассматривал ее, пытаясь запомнить, как она устроена. Не вечна же осада, отброшен будет враг. Хорошо бы научиться делать такие пищали, чтобы недругу неповадно было соваться на Русь.

– Воистину царь-пушка была… – пробормотал восхищенный Багров, разглядывая ствол чудовищного диаметра. Уроки Андрея не прошли даром – он запомнил впрок, на будущее самое главное, то, что отличало Трещеру от других пушек.

Обратно Аникей ехал, отпустив поводья. Издали увидел большой, выжженный огнем круг. Подъехав поближе, догадался, что здесь была разбита палатка. Внутри круга валялось несколько трупов, один – у самого входа, вернее – у места, где прежде был вход. Посреди круга находилась чугунная массивная жаровня, угли в которой еще тлели.

Аникей спешился и медленно двинулся, ведя коня в поводу. Его томило неясное предчувствие.

Почерневший наст сочно похрустывал под сапогами. «Пора возвращаться», – подумал Багров, но тут взгляд его остановился на прерывистом следе, который тянулся прочь от сгоревшей палатки. Аникей решил выяснить, куда он ведет. Жеребец беспокойно всхрапывал и вскидывал голову, косясь налитыми глазами на хозяина.

Дорога пошла под уклон, идти стало легче. И вдруг… В первое мгновение Аникей не поверил своим глазам. Перед ним на снегу лежал Иван, рядом – какой-то незнакомый мужик. Возможно, Крашенинников пытался тащить его, пока не свалились оба. Они пострадали, нужно полагать, при взрыве Трещеры с пороховым складом.

– Ваня, – позвал Багров.

Крашенинников не шелохнулся, снег на его ресницах не таял.

Убедившись, что оба дышат, хотя и слабо, Аникей положил их поперек крупа жеребца и поспешно направился в крепость…

Как ни старались крепостные лекари и инок Андрей, возвратить к жизни Антипа они не смогли: он скончался от раны в висок, не приходя в сознание. Но еще до этого, прослышав о двух раненых, доставленных в крепость, их, к великому удивлению окружающих, самолично пришел навестить архимандрит.

Едва Иоасафу доложили, что один из раненых – Иван Крашенинников, Иоасаф в сопровождении небольшой свиты направился к избе Багрова.

Войдя в дом, он подошел к полатям, на которых лежал Крашенинников, и тихо позвал его.

– Отойдите, святой отец. Ему нужен покой, – сказал инок Андрей.

– Как смеешь ты, – замахнулся на Андрея кто-то из свиты.

– Не трогайте его, – остановил архимандрит.

– А разве сей холоп не в больнице лежал монастырской?

– В больнице, в больнице, – с рассеянным видом ответил Иоасаф.

– Как же он очутился за стенами крепости? – не отставал любопытный.

– Господь даровал ему исцеление, – пояснил архимандрит. – И мы направили его на вылазку. Как он, выживет? – спросил архимандрит у Андрея.

– Выживет, – сказал инок.

– Уж постарайся. Мы не оставим тебя своей милостью, – произнес Иоасаф.

– Со вторым дело похуже, – продолжал Андрей. – Боюсь, ничего сделать нельзя.

– Кто он, второй? – спросил архимандрит, оглядывая избу.

– Сие неведомо, святой отец, – выступил вперед Аникей. – Думаю, он не из крепости, а с воли.

– Желаю его видеть.

– Пожалуйте сюда, святой отец, – указал Аникей.

Архимандрит пошел за Багровым в другую часть избы.

– Антипушка! Голова непутевая! – через мгновение донесся возглас Иоасафа.

Когда архимандрит вернулся к свите, глаза его были красны.

– Я готов употребить все свое искусство… – важно выступил вперед пузатый лекарь, пользовавший обоих воевод и привезенный Иоасафом специально для Ивана.

– Ему уже ничем не помочь, – дерзко перебил его инок.

В избу с криком вбежала Наталья.

– Где, где он?

Заметив Ивана, лежащего без сознания, она оттолкнула Андрея, кого-то из архимандритовой свиты и припала к груди Крашенинникова.

– Сокол мой ясный! – запричитала она. – Только в себя пришел, только хворь одолел – и снова в бой ринулся. Не уходи, не покидай меня!

Сознание юного богатыря находилось между жизнью и смертью. Какие-то полузабытые образы витали перед ним. Он летел по поднебесью на птице дивной, и вдруг крылья ее начали тлеть. Жара вскоре сделалась невыносимой.

– Пить, – прохрипел Иван.

Наталья метнулась к ведру с водой.

– Нельзя, – остановил ее Андрей. – Он в живот ранен. Глотнет – сразу помрет.

– Птица, птица, – продолжал бредить Крашенинников. – Птица… в небо меня несет…

– Бредит, – сказал лекарь.

– Простите меня, гости высокие, но раненому покой полный нужен, – в пояс поклонившись, произнес инок Андрей. – Иначе помрет, не спасти его.

– Дело говорит он, – сказал архимандрит и, подавая пример остальным, первым направился к выходу.

Комната быстро опустела. Наташа стояла у изголовья Ивана с полными слез глазами.