Прыжок над бездной

– Всякое может быть. Хотя в войну он еще отличиться не успел, в мирное время – вполне возможно: он был председателем знаменитого подмосковного колхоза, его имя гремело на всю страну. Короче, действуй. Перед вылетом позвони – будем радировать Аникееву.

Выслушав до конца, Сергей покачал головой и сказал:

– Может, папки проще уничтожить?

– Думали мы об этом. Уничтожить – самый крайний случай. Кстати, радистка из отряда Аникеева уже запрашивала об этом. Отличная радистка – командир хвалил ее. Настырная. Сумела связь наладить, когда у другой руки бы опустились. Фашистам удалось запеленговать их передачи, и они установили глушитель на головном танке, который их атаковал. Настолько были уверены, что беспрепятственно займут полигон. Жена-то как?

– Ее забросили в тыл противника. Недели две назад.

– Вернется – привет передавай. Да в гости пригласи: варенье у нее – пальчики оближешь. Ладно, действуй. Боеприпасы и вооружение вам привезут прямо на аэродром.

– Как поется: «С неба на землю – и в бой».

– Не знаю такой песни.

– Это гимн нашего училища.

– А чьи слова?

– Не знаю, – пожал плечами Сергей. – Народные, наверно.

– Вернешься – дай полный текст. Распространим как листовку, – сказал руководитель.

Собравшись с силами, фашисты вновь ринулись в атаку. Судя по ярости и по тому, что в бой двинулись все танки, они рассчитывали, что эта атака будет последней.

Фашисты лезли, не считаясь с потерями, и им удалось сильно потеснить партизан. Осложнило положение и то, что боеприпасы у наших были на исходе и их приходилось экономить.

Радистка не покидала поле боя, перевязывала раненых, вытаскивала их из огня.

– К бункеру тащи их, дочка, – прохрипел комиссар, мимо которого она проползла с очередным раненым. Комиссар менял заклинившуюся пулеметную ленту. – Там сейчас самое безопасное место.

Возвращаясь назад, на передовую, Таня даже сквозь выстрелы услышала, как болезненно вскрикнул Сенечка, который так и не покинул позицию, остался в строю.

– Назад! – крикнул командир, но она не расслышала или сделала вид, что не расслышала его. Спрыгнула к Семену в окопчик и тут же в пугающей близости увидела фашистский танк. Он прошел рядом с окопом, не порушив его, и вслед за ним показались вражеские автоматчики.

Повинуясь лающей команде офицера, несколько солдат отделились от общей массы и подбежали к окопу. Таня понимала, о чем они переговаривались: на курсах она изучала и немецкий язык.

Один солдат схватил ее за руку и дернул так, что у Разумовской в глазах помутилось. Точно таким же манером выдернули из окопа Сеню, вторично раненного – он едва не потерял сознание от потери крови, – и пинками погнали их в тыл.

– Таня, там Таня! – донесся до нее голос Аникеева, перекрывший звуки выстрелов. – Вперед, за мной!

Партизаны ринулись в атаку, но силы были слишком неравны. Пришлось, ничего не добившись, вернуться на исходные позиции. Бой распался на короткие ожесточенные стычки. Каждый понимал, что теперь перед ним одна задача – продать свою жизнь подороже. Если помощь и будет, то слишком поздно, подумал командир.

Группа фашистов пробивалась к бункеру, где находились раненые, когда в небе послышался гул.

– Бомбить летят. Это конец, – сказал командир, на миг подняв голову.

Гул усилился.

– Наши! – закричал комиссар.

Все приободрились, но тут же закралось сомнение: а может, наши летят по другому заданию, и нет им дела до Богом забытого Танеевского полигона? Замешкались и гитлеровцы: появление наших самолетов, когда победа была так близко, никак не входило в их расчеты.

Утреннее небо почти очистилось от туч, ветер приметно ослаб, словно всю свою силу растратил за ночь.

Вскоре все увидели, как из-за облака вынырнул самолет. Он резко пошел на снижение.

О том, чтобы самолет сел на полигоне, не могло быть и речи: слишком малый пятачок оставался свободным от немцев.

Николай Николаевич просигналил ракетой, что садиться нельзя, и пилот покачал крыльями в знак того, что понял его. Враг к этому моменту пришел в себя и открыл по самолету яростный огонь.

– Неужели так и улетит обратно? – разочарованно произнес кто-то из партизан.

– Гляди! – перебил его другой.

Из самолета, словно горох из перезрелого стручка, посыпались люди и камнем полетели к земле. Перед самой землей, когда казалось, что столкновение неизбежно, над каждым из них, подобно диковинному цветку, расцвел пышный купол парашюта. Отдельно, под более обширными куполами, опускались, покачиваясь, контейнеры с оружием и боеприпасами. Десантники открыли огонь по фашистам еще в воздухе, из-под парашютных куполов, а самолет лихо развернулся и улетел на восток. Едва приземляясь, десантники отцепляли парашюты и бросались в бой.