Прыжок над пропастью

В конце коридора они повернули направо и снова пошли мимо закрытых дверей. Оливер заметил дверь на лестницу. Пожарный выход. Навстречу им мужчина-санитар катил тележку с едой. От тележки потянуло вареной рыбой и тушеной капустой. Оливер заметил на подносах ярко-зеленые пятна желе. Как для малых детей! Только пластиковые вилки и бумажные стаканчики. В нем рос гнев. С Верой обращаются как с ребенком. Ее, такую красивую, заставляют есть детскую еду и не дают ничего острого, чтобы она не поранилась.

Помещена на принудительное лечение в соответствии с Актом о психическом состоянии.

Секретарша зачитала ему все соответствующие положения акта. Чтобы принудительно поместить человека в психиатрическую лечебницу, требуется заключение двух врачей и согласие социальных служб или близкого родственника. Вначале пациента помещают на определенный срок, но позже назначают комиссию для пересмотра. У пациентов есть право требовать созыва комиссии; запрос рассматривается либо главврачом больницы, либо специальной комиссией, в состав которой входит психиатр, представитель немедицинской профессии и свидетель. По опыту работы в Штатах Оливер знал, что в подобной ситуации куда труднее отменить приказ о принудительном лечении, чем продлить его.

– Мы пришли.

На двери палаты была прикреплена табличка с ее фамилией. Сестра открыла дверь и вошла первой – очень тихо, на тот случай, если Вера спит. Увидев, что у той открыты глаза, она сказала:

– Миссис Рансом, к вам гость.

Вера сидела опершись спиной о подушки; нетронутый поднос с едой стоял рядом, на крутящемся столике. Она смотрела прямо перед собой и словно бы не обратила внимания на медсестру, которая подошла к кровати и проверила уровень жидкости в капельнице. Мешочек почти опустел.

– Сейчас заменю. Возможно, завтра капельница уже не понадобится. Доктор Фриментл говорит, что ваши электролиты почти вернулись в нормальное состояние. У вас было обезвоживание из-за постоянной рвоты – ваш муж сообщил, что приступы были очень частыми… Но вы почти ничего не съели и не выпили!

С трудом, заплетающимся языком Вера проговорила:

– Капельницу мне меняет мой муж. Он скоро придет. Он и поменяет.

– Ваш муж? – удивленно переспросила сестра Даррент. – Не думаю, что он имеет право менять вам капельницы.

– Он… меняет, – повторила Вера.

Услышав в ее голосе упрямые нотки, медсестра смутилась.

– Что ж, тогда он ведет себя неразумно: капельницу надо менять в строго определенные часы, а его сейчас здесь нет. Придется мне все сделать вместо него!

Оливер стоял на пороге и смотрел на Веру. Он был потрясен до глубины души. Палата походила на тюремную камеру: тускло-белые голые стены, крошечное матовое оконце под потолком почти не пропускает света, голая лампочка светит только под собой. Кровать посреди комнаты, отчего Вера казалась выставленной в витрине на всеобщее обозрение. Кроме кровати, в палате имелись только столик, на котором стояли бумажный стакан и пластиковый поильник, пульт дистанционного управления, прикрученный к столу проволокой – наверное, чтобы его не оторвали или не уронили, стойка капельницы с трубкой, оканчивающейся у Веры на запястье, раковина и телевизор, встроенный в стену, за экраном из пуленепробиваемого стекла.

Но самое большое беспокойство внушала не комната, а слова Веры.

Она выглядела красавицей даже в бесформенной белой больничной рубахе, даже со спутанными волосами и без косметики. Нездоровая бледность – скорее всего, от нехватки свежего воздуха и движения, но во всем остальном она выглядит нормально. Он с трудом сдержался, чтобы не броситься к ней, не обнять и не поцеловать. Вместо этого он с порога сказал:

– Здравствуйте, Вера.

Она никак не отреагировала. Он переглянулся с сестрой Даррент. Ее глаза ободряли: все нормально.

Медленно подойдя к кровати, он спросил:

– Как вы себя чувствуете?

Ему показалось, что в ее глазах мелькнул страх. Страх и смущение. И крошечная искорка узнавания – только и всего.

– Сейчас поменяю вам капельницу, а потом я вас оставлю, – сказала сестра Даррент и вышла, на закрыв до конца дверь.

Дождавшись, пока ее шаги смолкнут в отдалении, Оливер снова обратился к Вере:

– Вера, ты меня узнаешь? – Наклонившись над ней, он увидел, что ее зрачки расширены. Странно! Судя по тем лекарствам, которые она принимает, такого быть не должно. – Я Оливер.

Вдруг Вера заговорила – монотонно, как робот, глядя в одну точку перед собой. Невозможно было понять, рада она его видеть или нет.

– То, что я сказала, правда. Росс приходит и меняет мешочек в капельнице. Сначала его меняет медсестра, а потом Росс меняет его снова. Они мне не верят. Они не понимают, что я иногда могу следить за ним с потолка.

88