Прыжок пумы

– И все это время ты ходишь как в воду опущенный. Ты хороший парень, смышленый, сообразительный. Делаешь, что попросят, и не дерзишь. По крайней мере, не вслух.

Она наглядно дала ему понять – он прочел это в ее умном, но не сердитом взгляде, – что знает, как он хамит им с дедом про себя, причем на каждом шагу.

– Это все похвально. Но ты тот еще бука, стесняешься, словно неродной, и слоняешься по дому как по тюрьме. Это уже не так похвально.

Он промолчал, но пожалел, что не успел быстрее позавтракать и сбежать. Он сгорбил плечи, морально приготовившись к перепалке. Сейчас, как это обычно бывает в спорах со взрослыми, бабушка перечислит все, что он сделал не так, а затем скажет, что ожидала большего, а он разочаровал ее.

– Я знаю, что ты злишься, и ты имеешь на это право. Именно поэтому первые две недели были чем-то вроде аванса или форы.

Он уставился в свою тарелку, между его бровей залегла складка – он был в замешательстве.

– Видишь ли, Купер, я злюсь на то, как обошлись с тобой. Твои родители повели себя как эгоисты и не приняли в расчет того, что хочешь ты.

Он чуть-чуть поднял голову – этого оказалось достаточно, чтобы их глаза встретились. Может быть, это уловка и бабушка хитростью вынуждает его сказать что-то плохое о родителях. Чтобы его наказали или отправили под домашний арест.

– Они могут делать что хотят.

– Конечно, могут. – Бабушка оживленно кивнула, отхлебывая из кружки. – Но это не значит, что нужно так с тобой обращаться. Я хочу подольше побыть с тобой, и твой дедушка тоже. Знаю, из него слова не вытянешь, но мне-то можешь поверить. И мы считаем, что поступить с тобой так было эгоистично. Мы правда хотим, чтобы ты погостил у нас, хотим поближе узнать нашего единственного внука, провести вместе время, которого у нас не было раньше. Но ты не хочешь быть здесь, и я сожалею об этом.

Она смотрела ему прямо в глаза. Непохоже на уловку.

– Я знаю, ты бы хотел снова оказаться дома, – продолжала она, – со своими друзьями. Знаю, что ты хотел поехать в бейсбольный лагерь, который тебе обещали родители. Да, я знаю и об этом.

Снова кивнув, бабушка уставилась в окно напряженным взглядом, потягивая кофе. Кажется, она и вправду злилась. Но не на него. А на несправедливость, которую сотворили с ним.

И это было то, чего он не понимал. От этого в груди все сжалось и заныло.

– Я знаю об этом, – повторила она. – У мальчишки твоих лет нет особого права выбора, права голоса. Все впереди, но пока что этого нет. Ты можешь пользоваться тем, что дают, или страдать.

– Я просто хочу домой. – Он не хотел говорить это вслух, лишь подумал. Но слова вырвались наружу, как будто вылетели из сдавленной, ноющей груди.

Бабушка снова взглянула на него:

– Милый, я знаю. Знаю, что хочешь. Я бы очень хотела тебе помочь. Можешь мне не верить, ведь ты пока не очень хорошо меня знаешь, но я действительно хочу дать тебе то, чего ты желаешь.

Дело было даже не в доверии, а в том, как она говорила с ним. Так, будто он что-то значит. Поэтому слова потоком устремились наружу, а вместе с ними и то, что наболело.

– Они просто отослали меня куда подальше, а я и не сделал ничего плохого. – Голос Купера дрогнул от подступавших слез. – Они не захотели брать меня с собой. Я им не нужен.

– Ты нужен нам. Я знаю, это так себе утешение. Но помни об этом и верь мне. Может быть, когда-нибудь в твоей жизни, потом, тебе понадобится место, где тебя ждут. Здесь у тебя всегда будет дом.

Наконец он высказал свои худшие подозрения. То, что долго скрывал:

– Они собираются разводиться.

– Боюсь, так и есть.

Он моргнул и уставился на нее; он надеялся, что бабушка опровергнет это, притворится, что все будет хорошо.

– Что тогда будет со мной?

– Ты справишься.

– Они не любят меня.

– Мы тебя любим. Очень любим, – повторила она настойчиво, когда он снова опустил голову и покачал ею. – Во-первых, потому, что ты наша родная кровь. Ты наш внук. А во-вторых… просто потому что.

Две слезинки упали на его тарелку, а Люси продолжала говорить:

– Не мне судить о том, что они чувствуют и думают. Но мне есть что сказать по поводу их поступков. Я так зла на них. Я ужасно злюсь на них за то, что они причинили тебе боль. Люди скажут, что это всего лишь одно лето, это не конец света. Но люди, которые так говорят, не помнят, каково это – быть одиннадцатилетним. Я не могу заставить тебя радоваться тому, что ты здесь, Купер, но я попрошу тебя кое о чем. Об одном одолжении – это может быть для тебя непросто. Я прошу тебя попробовать.

– Здесь все по-другому.

– Это точно. Но ты можешь найти то, что придется по душе именно тебе. И до конца августа останется ждать не так долго, стоит только начать. Попробуй, Купер, постарайся хорошенько, и я уговорю твоего дедушку купить нам новый телевизор. Без торчащих кроличьих ушей.

Он фыркнул.

– А если я попробую и мне все равно ничего не понравится?

– Зачтется сама попытка, если попытаешься всерьез.

– И как долго мне надо стараться для покупки телевизора?

Она от души расхохоталась, и от ее смеха губы Купа почему-то изогнулись, а напряжение в груди утихло.