Прыжок рыси

— Достали, понимаешь, — потушил Битник окурок о каблук сапога и, подойдя к печке, выбросил его в поддувало. — Вонючим оказался сосед — строчит и строчит, суда требует. За что, а? Ну да, ну да, украл я, виноват, признаю, каюсь, как говорится. Уголь вернул, прощения попросил — в жизни не просил ни у кого, а тут попросил. Денег предложил, верил бы в Бога — в церковь бы пошел грех замолить. Что еще-то? Что?.. Ну, люди! Все им крови подавай. Баба плачет, гипертония поднялась. В газете пропечатали про вора Битника, вишь! Рядом с детоубийцей из Дятлова. Как в тридцатые, ей-ей: расхититель социал… то есть хрен теперь знает чьей собственности… Ладно. Как тебя… забыл…

— Женя.

— Ладно, Женя. Забудь. И бутылку, того, убери. Непьющий я.

— Как — непьющий? — искренне удивился Евгений. — Что, совсем?

— Совсем. Анонимно закодированный.

— И давно?

— Два месяца. И, что интересно, не тянет, веришь, нет? А пил ведь — до чертей по ночам. Руки до сих пор трясутся, а тяги нет. Так что давай забирай пузырь, и дело с концом. А хочешь — стакан дам, сам выпей?

— Не нужно, спасибо. Я, признаться, перед тем как к вам прийти, был в общежитии, беседовал с Таюшкиной Евдокией Григорьевной.

— А-а, та еще стервь. Она, поди, и клепанула, что пьющий, мол, Битник, без бутылки не ходи?

— Примерно.

— Ну, ну. Тут, понимаешь, Женя, дело такое… Пятеро нас числилось, вахтеров-то… Решили одного сократить, а ставку раздербанить после того, как общежитие приватизировали.

— Как это? Разве общежитие можно приватизировать?

— Это ты у них спросишь, можно или нельзя. Они всю губернию прихватизируют. Гридин, падла, впереди Черномырдина бежит. Ну, в общем, не об том разговор. Делили они, значит, делили эту ставку с самого января. У меня, конечно, денег лишних тоже нету, да хоть дом этот есть, в сезон можно плату за курятники поднять — так на так и выйдет. А бабы — что, думаю, куда они со своей пенсией? Да и ездить, прямо скажу, осточертело — пока-а трамваем дотелепаешься!.. Сам ехал, знаешь. А попробуй два раза в день — туда и оттудова? Тебе адрес Дуся дала?

— В доверенности вычитал.

— В какой еще доверенности?

— Вы писали доверенность в бухгалтерию, чтобы ваш аванс за февраль выдали Таюшкиной.

Битник наморщил лоб, помолчал, потряс головой.

— Чего городишь-то, не пойму? — посмотрел он на Евгения. — Отродясь ничего такого не писал. Там, что, и подпись моя стоит?

— Подпись стоит, а чья она — не знаю.

— Вот, значит, как?.. Нет, не писал. Видал, что делают, сволочи? Болел я в феврале. После того как закодировался, сильно переболел — ломало всего. А они, видать, уж и деньги мои делили под эту кампанию… Только за февраль я все отбил, как положено, по больничке получил. И заявление написал, чтоб, значит, с первого марта уволиться. Да та же Дуся и упросила отдежурить за нее первого и третьего, она к дочке куда-то под Ленинград ездила, вишь, так за свой счет брать не хотела. Ну, мне оно вроде не в тягость — отдежурю, думаю.

Битник полез в портсигар за новой сигаретой. Евгений сопоставлял его рассказ с рассказом Таюшкиной, что-то отметая сразу, а что-то оставляя в памяти для возможной проверки. С одной стороны, информация о дрязгах в коллективе вахтеров общежития отношения к делу не имела; с другой — выталкивала на поверхность непредвиденную версию об умышленной замене дежурных в ночь убийства Козлова.

— Егор Александрович, а кто-нибудь знал о том, что вы закодировались?

— Кто?

— Ну, комендант, вахтеры или кто-то из жильцов?

— Нет. А зачем? Я по оказии, дружок в наркологическом объявился, он и свел.

— Скажите, а в ночь со второго на третье вы все время находились на дежурстве?

— Все время.

— Спали?

Битник вздохнул.

— Ну, спал, — признался он виновато и тут же попытался оправдаться: — Я привык там спать. А че мне не спать-то? Дверь запер — и на боковую.

— А вот Таюшкина говорит, что вы не запирались.

— И так было. Это когда выпивал. Потому что будили, а я когда выпивал, ничего не слышал. А трезвый я плохо сплю, вполглаза. Чуть стукнет кто или там на улице каблучки — все слышу.

— А в ночь убийства вы во сколько спать легли, не помните?

— Как не помнить? Помню. В час. Запер дверь и лег. Когда Неля выходила, я еще не спал.

— Какая Неля?

— Грошевская, с телевидения. Из «Новостей». Она к Козлову похаживала, оставалась иногда. Раньше по соседству в общежитии жила, съехала полгода тому.

— Она, что же, невестой ему приходилась или как?

— Да кто их разберет, женятся-недоженятся… Ну, в общем, в ту ночь она ушла от него в час. Ни тебе, понимаешь, «как жизнь?», ни «до свидания» — выскочила как ошпаренная, дверью хлоп! Навроде плакала, хотя точно утверждать не берусь, я только спину и углядел.

— А как узнали, что Козлов убит?