Прыжок самурая

Фитин в тот день приехал поздно, около одиннадцати. От чая он отказался – время поджимало. Внимательно выслушав Плакса – тот высказал свои предложения о работе с Саном, – он уточнил ряд деталей и в целом одобрил намеченную линию. Потом он прошел к буфету и достал бутылку коньяка. Плакс выставил на стол рюмки.

– За удачное начало! – поднял тост Фитин.

– Я бы предпочел – за успешное завершение, – пошутил Плакс и сказал то, о чем думал не переставая: – Павел Михайлович, если к возможностям Сана прибавить еще и возможности Абэ, результат не заставит себя ждать.

– На Дальнем Востоке имеются и другие важные источники информации, – уклончиво ответил Фитин и помрачнел.

Упоминание Абэ лишний раз болезненно напомнила ему о рапорте Берии. Случилось это в первых числах сентября сорокового года, когда вовсю шла чистка харбинской и сеульской резидентур. Бывший резидент в Корее Калужский, которому отбили все что могли на варварских допросах, в конце концов «покаялся» и признался, что его завербовал Абэ – японский шпион. Вслед за ним под соответствующим давлением подобное признание сделал и другой сотрудник разведсети Новак.

В это же время Абэ передал в Центр ряд важных документов из штаба Квантунской армии, но даже они уже ничего не могли изменить. Дело на «группу японских шпионов» набирало «вес» и находилось под контролем самого Сталина. И ему, Павлу Фитину, без году неделя начальнику 5-го отдела Главного управления ГБ, ничего другого не оставалось, как подписать тот проклятый рапорт, чтобы самому не быть заподозренным в связях с разоблаченными «врагами народа». Таким образом, он тоже признал, что Абэ – предатель, что он «дезинформировал наши органы и внедрился почти во все каналы советской разведки в Маньчжурии и Японии».

Берия рассмотрел рапорт и потребовал немедленной ликвидации агента, но исполнить этот приказ помешала война. В начале сорок первого Абэ пытался восстановить связь, но от его помощи отказались, опасаясь подставы со стороны японцев. Даже грозный июнь сорок первого не подтолкнул советскую разведку на поиски – резолюция наркома грозила смертным приговором любому смельчаку.

Это неправильное решение кровоточило в памяти Фитина, и, сославшись на усталость, он вскоре покинул дачу. Плакс еще на сутки был предоставлен самому себе, а 20 ноября 1941 года с подмосковного военного аэродрома взлетел самолет, взявший курс на Тегеран. Через шесть часов Израиль Плакс, теперь уже гражданин Мексики Хорхе Вальдес, вместе с другими пассажирами торопился попасть на рейс, отправляющийся в далекий Каир.

Глава 13

Завершив встречу с Тихим ротмистр Ясновский не стал заезжать домой на обед и сразу отправился в отдел контрразведки, чтобы доложить Дулепову. Пессимистические прогнозы не оправдались, на явке выяснилось, что после бездарного провала операции в «Погребке» Тихий остался вне подозрений. А ведь это он был свидетелем разговора подпольщика Смирнова с неустановленным лицом о прибытии в Харбин курьера НКВД.

Прошло больше недели, но Смирнов не изменил отношения к Тихому. Более того, после того как Тихий сообщил, что контрразведке удалось восстановить часть радиограмм Федорова, подпольщики поверили ему окончательно. А вчера Смирнов дал Тихому по-настоящему серьезное задание: через связи в жандармском управлении уточнить информацию о подготовке Квантунской армии к наступлению. Хитроумный план Дулепова сработал безошибочно.

Ясновский с легким сердцем поднялся в отдел контрразведки. Там, кроме дежурного, уже никого не оказалось, время было обеденное. Дулепов обычно проводил его в ресторане, и ротмистр, которого распирала радость, решил взять машину и поехать в «Новый свет».

Шеф оказался на месте, появление зама он встретил недовольной гримасой. Известный чревоугодник, он не любил, когда ему мешали насыщаться.

Ротмистр пробормотал сбивчивые извинения, присел на краешек стула и начал доклад. Уже после первых слов вставные челюсти Дулепова резко замедлили движение, вилка, нацеленная на маринованный опенок, соскользнула, а рюмка, наполненная водкой, так и осталась стоять на столе. Это был первый крупный успех: советская шпионская сеть заглотнула наживку. Теперь уже Дулепова невозможно было удержать за столом, прямо из ресторана они отправились в управление жандармерии.

Полковник Сасо оказался на месте. Он принял их необычайно любезно, поскольку и у него имелись основания для весьма недурственного настроения. Операция по русской разведке шла без сбоев, набирая обороты, деза, запущенная под «крота», сработала, появилась реальная нить – Долговязый. Правда, тому удавалась ускользнуть от наружного наблюдения, но полковник не отчаивался, он не сомневался, что рано или поздно на него выведет Гном, который тоже сидел у них на крючке. Наблюдения показывали, что в последние дни Гном, то ли уверившись в собственной недосягаемости, то ли под давлением Долговязого, все нахальнее и нахальнее совал свой нос в чужие кабинеты и документы. Опыт и интуиция подсказывали Сасо, что операция по захвату вражеской резидентуры приближалась к финалу.