Шум драки привлек обслугу, а вместе с ней и кутивших в зале офицеров, охочих до подобных дел. Завязалось грандиозное побоище. Как водится, в ход пошли тяжелые предметы. Началась пальба. Кто-то стонал, истекая кровью; пронзительно визжали дамы.
В какой-то момент Ясновский почувствовал на себе чей-то взгляд. Он обернулся и увидел Дулепова. Тот, как на троне, сидел в обитом бархатом кресле и с гаденькой улыбочкой наблюдал за происходящим. Потом он резво вскочил, вцепился ротмистру в горло и гаркнул во всю мощь своей луженой глотки:
– Казенные деньги пропиваешь, скотина?!
Ясновский попытался что-то сказать в свое оправдание, но от удушья ему не хватало воздуха. Костлявые пальцы сжимались все больше. В последнем отчаянном усилии ротмистру удалось дотянуться до одного из них и вонзить в него зубы…
Истошный вопль вырвал ротмистра из кошмарного сна, но лучше бы он не просыпался. Тряся укушенным пальцем, над ним навис вполне живой, из плоти и крови, шеф. Может быть, это все-таки сон? Ясновский поднял руку и ущипнул себя за щеку. Больно… Значит, не сон… Глаза уткнулись в знакомую трехрожковую люстру под потолком, с фотографии на стене на него смотрела счастливая супружеская чета Ясновских, даже обои были его – в мелкий выцветший цветочек. На пороге застыла испуганная жена, из-за ее плеча выглядывала угрюмая физиономия Клещева. Вся эта картинка вдруг стала расплываться. Господи, что он наделал…
Первым опомнился Клещев. Он выхватил из кармана наглаженный платок, бросился к Дулепову и принялся перевязывать палец. Дулепов пришел в себя и обрушился на заместителя:
– Скотина! Мерзавец! Да я тебя сгною!
Когда руки Дулепова вцепились в ворот его пижамы, Ясновский приготовился к худшему. Треск рвущейся ткани заглушил очередной вопль:
– Ты, пьяная рожа, говори, как выглядел Длинный? Ну!
– Долговязый, господин полковник, – подал голос Клещев.
Но ротмистр утратил способность соображать. Он никак не мог взять в толк, о чем его спрашивают. Вчерашний пьяный дебош в «Тройке», ночной кошмар и беснующийся шеф – все смешалось в его замутившемся сознании.
– Я тебя в последний раз спрашиваю, скотина! – кричал Дулепов. – Как выглядел Длинный из аптеки Чжао?
– Долговязый, – снова поправил его Клещев.
«Какая аптека? Какой Длинный? Какой Долговязый?» – силился понять Ясновский.
– Господин полковник, о чем вы? Какой Долговязый? – пробормотал он.
– Ну, с тобой еще болтал про болячку Люшкова, – напомнил Клещев.
И тут до Ясновского дошло. Там, у Чжао, он нос к носу столкнулся с тем, кого Модест со своей командой засек на бульваре… Сходство со словесным портретом было поразительным… Долговязый…
– О боже… Как же я… – Ясновский похолодел. Когда к нему вернулся дар речи, он воскликнул: – Азалий Алексеевич, он, точно! Могу поклясться, что…
Дулепов снова затряс ротмистра за ворот пижамы.
– Где эта чертова аптека? – прорычал он.
– В районе пристани, сразу за…
– Во сколько там должен быть Люшков?
Ясновский лихорадочно вспоминал:
– В девять, нет, в десять! То есть в десять он выходит… В половине одиннадцатого, господин полковник!
Дулепов и Клещев одновременно взглянули на часы. Стрелки показывали начало одиннадцатого.
– У-у, – горестно застонал Дулепов. – Модест, быстро тащи его в машину! Не могу видеть эту тварь!
За шефом с треском захлопнулась дверь. С косяка тонкой струйкой посыпалась штукатурка. Семейный портрет покачнулся и рухнул на пол. Ротмистр натягивал брюки, но нога никак не попадала в штанину. На помощь пришла жена. Вместе с Клещевым она кое-как одела его, вывела на улицу и посадила в машину.
Дулепов, сыпля проклятиями, подгонял водителя. Клещев благоразумно помалкивал. Молчал и его заместитель Соколов. Оба знали не понаслышке, что значит попасть под горячую руку шефа. В запале тот не разбирал, кто прав, кто виноват, и его костлявый кулак выбил не один зуб у подчиненных.
Ротмистр, мучаясь от похмелья, забился в угол и боялся проронить лишнее слово. На крутых виражах его подбрасывало как мешок, тошнота подкатывала к горлу, но он молил Бога только об одном – чтобы опередить красных боевиков. В противном случае – а об этом даже не хотелось думать – Дулепов спишет провал операции на него. И то, что оставил Люшкова без охраны. И то, что раскатывал с женой по базарам и магазинам, в это время как весь отдел в поте лица гонялся за агентами НКВД… И припомнит, конечно, что казенные деньги, выданные на оплату осведомителей, были спущены в казино. В лучшем случае погонят со службы, а в худшем… Тут уж как повезет…
А Дулепов, покачиваясь как шаман, твердил:
– Где, где они могут торчать? Где? Соображай, Модест, соображай!
Клещев напряг память. Он знал Харбин как свои пять пальцев, в том числе и район у аптеки Чжао, но этого было недостаточно. Требовались детали: проходные дворы, уличные торговые точки, стоянки машин и извозчиков – всё, по чему вычисляют засаду, но главное – место, где могут сойтись жертва и палач.
– Стоянка такси и извозчиков у харчевни, – вспомнил он.
– От нее метров сто – сто пятьдесят до аптеки, – подтвердил Соколов.