Прыжок (сборник)

Бомжи работали самозабвенно, не чувствуя ни запахов, ни гнили и не пугались, даже тогда, когда находили какие-то скелеты.

С пуском ресторана, работы по подвалам продолжались и возможно, что по своим масштабам эти катакомбы превзошли бы питергофские, но тут неожиданно, трагически погиб учредитель фирмы «Русский клуб», который отвечал за строительство и работу этого объекта.

Я передал Рынок вдове и дело захирело.

Пивной ресторан перестал существовать.

Но помещение и сейчас существует, но ни как Пивной ресторан.

От ресторана остался только вход в Городецком проулке, вечно запертые ворота с Рождественской улицы, и великолепная история этого Рынка с непонятным будущим.

Но я уверен, что подвалы этого рынка хранят еще много тайн и неоткопанных сокровищ.

Везде, всегда, во всём.

Ничто не может возникнуть из ничего и ничто не может исчезнуть бесследно.

Без Божьей воли.

От любой букашки, микроба, слона, человека, облака или звезды можно прийти, согнув время в замкнутый круг, в ту точку, где это НЕЧТО однажды возникло, рассеялось и вновь возникло.

Понять это, охватить разумом можно только тогда, когда принимаешь того, кого зовем мы Отцом нашим. Отцом всего живого и неживого, что есть в познанном нами пространстве и времени.

Еще пятилетним, глупым, как щенок, но уже и любопытным, как ворона, я в маминых фетровых сапожках на босу ногу выбегал в сумерках из дома на улицу и с замиранием сердца искал в огромном бесконечно далеком небе пикающую серебряную точку, которая шустро ползла по дуге от края неба до края земли.

Запрокинутая голова кружилась. Детские глаза, втягивая в себя все видимые звезды Вселенной, замирали в немом изумлении перед богатством огромного мира.

Тогда у меня и появилось ощущение мизерности человека. Марионеточности его и мимолетности.

И взгляд на микромир через школьный микроскоп снова поверг в изумление детскую душу. Этот мир, такой близкий и в тоже время не видимый без линз, буквально кипел жизнью, бурлил, суетился. Энергия и в нем била через край. И я мог одним дыханием, одним движением пальца изменить этот мир. Дать ему расти и развиваться или наоборот – прервать в нем, огромном и бурлящем, как Вселенная, жизнь и движение.

Тогда я ощутил величие человека. Его богоподобность и могущество.

И все было бы хорошо, если бы жизнь не ставила меня то на пьедестал макровеличия, то – почти сразу же – на предметное стеклышко микробеззащитности.

И наконец я понял, что человек не внизу, под звездами, и сверху, над микробами; он – звено в общей цепочке мира, цельного и синхронного. Где для каждого есть свое небо, где он видит своего Создателя.

Мое небо – не только снаружи меня, но и внутри.

Все религии, концессии, секты, движения праведников и проповедников учат нас любить Бога и признавать только его. Но порой сталкиваешься с пророками, которые берут на себя все грехи и достоинства нашего мира. И даже начинаешь верить им. Вот тогда и начинается нехорошее, какое бывает, если в твой дом приходит незваный гость да вдобавок начинает вести себя по-хозяйски. Беды и несчастья обрушиваются на этот дом, пока не поймут его жители, что только тот может быть пророком, кто сам создал этот мир, видел его начало и знает его конец.

Стремление к счастью и гармонии человек всасывает с молоком матери. Другое дело, что каждый по-разному пытается понять и оправдать путь свой к этому Божьему царству. Иногда оскверняя саму дорогу туда, а иногда принимая очередной эволюционный этап за конец развития человечества. Лжегении объявляли о пришествии «царства Божьего» с точностью до часа, а то и до минуты. И неизбежно эти ошибки отдельных людей, пусть даже доказавших свою гениальность в чем-то ином, приводили тех, кто им верил, к катастрофе. Целые народы, страны и континенты гибли с этими лжецарствиями, созданными не Богом, а обыкновенными людьми, пусть и гениальными по нашим, мирским понятиям.