Я сидел за второй партой в правом ряду. Она часто подходила ко мне сзади и наклонялась, как бы проверяя, что и как я пишу. Но в то же время как бы случайно упираясь своей грудью мне в плечо. От этого уши у меня белели, шея заливалась бордовой краской.
Однажды после урока она задержала меня в классе. Поговорив по теме, предложила прийти к ней сегодня домой часов в семь вечера, чтобы позаниматься дополнительно. У нее, сказала она, есть старинные интересные книги по истории Древнего Рима. Она знала, что Рим меня очень интересует.
В семь вечера я был у ее дверей.
Она была одета по-домашнему. Легкий халатик. Тапочки с помпончиками. Волосы распущены. Я сел за стол.
Она принесла книгу, положила передо мной. Потом пошла еще за одной. Я открыл книжку, попытался читать.
Она обошла стол и встала напротив меня. Потом наклонилась ко мне. Верхние пуговички на халатике расстегнулись. В распахе стала видна вся грудь.
У меня застучало в висках. Я опустил взгляд вниз, на книгу, но ничего там не видел – буквы расплылись, строки задрожали.
Она обошла стол, взяла меня за подбородок и поцеловала прямо в пылающие губы.
Я вскочил, словно меня подбросила пружина.
Схватил ее за талию.
Прижался плотно к ее телу.
Потом еще плотней и еще… и обмяк.
Мне вдруг сделалось неловко и стыдно от всего того, что здесь происходило. Я запросился домой. Она вначале растерялась, но тут же, что-то решив для себя, стала сдирать с меня одежду. Я ужом завертелся в ее руках, не позволяя ей проникать слишком далеко. Осторожно, подбирая слова, она стала убеждать меня, что это вполне нормально, что я уже настоящий мужчина. Я дрожал, не знал, куда девать руки.
– Скажите, а это… больно? – прошептал я.
А потом, сидя в ее ванной по горло в пене, я все заглядывал ей в глаза и спрашивал: вот это все, что было с нами, и есть та самая любовь?
И она, намыливая мне голову, отвечала:
– Да, конечно.
Я пытался уточнить:
– Значит, вы меня любите и, выходит, я вас тоже люблю?!
– Конечно, – отвечала она, обтирая меня полотенцем.
Я вертелся в ее руках и продолжал выяснять:
– А как же ваш муж?
– А мы ему ничего не скажем, – смеялась она.
– А почему? – приставал я.
Она поднимала взгляд к потолку и говорила, что так нужно и все будет хорошо и со мной, и с ней, и с ее мужем.
На это я удивлялся:
– Разве можно любить двоих?
Она смеялась, поила меня чаем и говорила, что я глупенький, но хорошенький.
Домой я возвращался переполненный гордостью.
Теперь я как равный шагал рядом со взрослыми дядями, стараясь даже ступать с ними в ногу.
Я стал мужчиной!
У меня есть любимая женщина.
И она меня любит.
Правда, я немного огорчался при воспоминании о ее муже. «Но раз у нее теперь есть я, то ее муж ей совсем уже и не муж». И от этой мысли я веселел, подпрыгивал, обрывая листочки на весенних топольках. Меня переполняли великие перемены сегодняшнего дня. Хотелось с кем-нибудь поделиться. Но, как назло, никто из друзей и приятелей на пути не попадался.
«Может, рассказать обо всем маме?» Но, войдя в подъезд, я передумал. «Нет, пожалуй, маме говорить неудобно, лучше папе».
Вызвал лифт. Зашел в него. Поднялся к себе на седьмой этаж и засомневался: «А как начать? Нет, уж лучше я расскажу брату. А вдруг он смеяться будет? Нет, не буду и ему рассказывать. Она же говорила, что не расскажет никому. И я не буду». Но, так ничего и не решив, я подошел к своей двери и нажал кнопку звонка.
Перелет
Америка – это шестнадцать часов полета через Северный полюс. Огромный «Боинг». Первый класс.
Внимательные стюардессы. Приятная компания.
Со мною рядом – известная на весь мир актриса. Ей за пятьдесят, но выглядит на тридцать: огромная голубая норковая шуба, дорогие серьги с крупными бриллиантами, тонкие руки в вуалевых перчатках и один-единственный перстень на среднем пальце правой кисти.
Вы зачем летите в Америку? – спросила она меня.
За «Оскаром», – ответил я скромно и потупил глаза. – А вы?
Она резко повернулась ко мне всем своим бюстом и внимательно посмотрела на то тощее и прыщавое, что сидело рядом с нею, и, не ответив на мой вопрос, с любопытством спросила:
– А вы кто?
– Я? Я продюсер… – И назвал фильм, который с огромным успехом недавно прошел на всех экранах мира.
– Продюсер?! – ее мутноватые глаза вспыхнули молодым огнем.
А я, взяв первый попавший под руку журнал, стал листать его небрежно и равнодушно – подумаешь, продюсер, подумаешь, еду за «Оскаром». Что тут удивительного?
От листания журнала на арабском языке меня отвлекло нежное прикосновение. Моя соседка, улыбаясь и источая само очарование, осторожно обратилась ко мне: Извините, что беспокою вас.
Вы не составите мне компанию?
Мне захотелось выпить легкого итальянского вина.
Конечно, – с готовностью ответил я и замахал руками, привлекая внимание стюардессы.
Мы выпили вина. Она распахнула шубу. От нее веяло дорогими французскими духами и такой женской статью, что я в свои двадцать семь выглядел рядом с ней как глупый трясущийся дворняжка-щенок рядом с холеной и зрелой породистой су… то есть собакой.