Прыжок тигра

Жажда зрелища у мужика резко пропала, он попятился, наступая на ноги напиравшим любопытным, и ускребся куда подальше. Максим шагнул к ребенку, приподнял ему голову за подбородок. Да, плохо дело, задыхается, лицо синее, из горла вырываются только свист и шелест.

– Уйдите, не трогайте его! – накинулась на Максима почти потерявшая рассудок мать Артема, задела рукой бутылку с водой, та упала, покатилась по полу. Максим за руку вышвырнул женщину из купе, сел рядом с мальчишкой, поднял его и положил животом к себе на колено. Артем сипел и стонал, несколько раз дернулся, как в агонии. Максим перегнул мальчишку через колено, подложил одну руку ему под грудь, а другой, сложив ладонь «лодочкой», ударил ребенка между лопаток. Мать Артема вскрикнула, попыталась броситься на помощь ребенку, но ее удержали проводница и кто-то еще из пассажиров. Максим перекинул мальчика на другое, поменял руки и ударил его по спине еще раз. На пол изо рта мальчишки вылетел липкий комок желтого цвета, Артем судорожно вдохнул, закашлялся, а потом заорал в полный голос.

– Ну, все, все, – Максим перевернул Артема на спину и вытер ему лицо первой подвернувшейся под руку тряпкой. Жуткая синева исчезала на глазах, лицо мальчишки сначала побелело, а потом щеки порозовели. Максим отдал дрожащего мальчишку зареванной матери, та пыталась говорить что-то, но Максим не стал ее слушать.

– Сейчас он прокричится и заснет, воды ему дай, – он поднялся на ноги и вышел в проход.

– Мать вашу, да вы что – сговорились? – Добросердечная «бабушка», так удачно угостившая «внучка» конфеткой, сидела на полу и методично билась головой о край нижней полки. Но пульс есть и, вроде, дышит – это просто обморок. Максим поднял с пола бутылку, набрал в рот воды. «Душ» пришлось повторять дважды, пока «бабушка» не пришла в себя. Максим помог ей улечься на полку и заставил молчать:

– Тихо, бабка, все нормально, все живы – здоровы. А конфеты свои сама лопай, хотя тебе тоже вредно, от сладкого диабет бывает.

– Ой, да я их хоть сейчас выкину, – бабка потянулась к кошелке и сделала попытку подняться, – дура я старая, ребеночка чуть не убила…

– Никого ты не убила, успокойся. Утром все выкинешь, лежи, – приказал ей Максим и, не обращаясь ни к кому конкретно, произнес негромко, но отчетливо:

– Спать всем, завтра вставать рано. Достали.

Его услышали все, даже Артем. Он еще немного повозился за стенкой, поплакал тихонько и замолк. А через четверть часа спал весь вагон и самым громким звуком в нем был чей-то бодрый храп. Максим еще раз проверил, как там Васька и тоже улегся, закрыл глаза. За день словно целую жизнь прожил, маленькую, но столько всего в ней произошло, что хватило бы и на две большие, настоящие. Ночью он еще несколько раз вскакивал, проверял, спит ли Васька, и растолкал ее только, когда поезд уже подходил к Ярославскому вокзалу. Они вышли в жаркую липкую духоту московского лета, Максим взял дочь за руку. Она крутила головой во все стороны, то отставала, то забегала вперед и смотрела куда угодно, только не себе под ноги. В здании Ярославского вокзала на втором этаже нашлось небольшое кафе, и пока Васька ела горячий бутерброд, Максим быстро пролистал купленные в ларьке газеты и даже успел позвонить в пару мест. Сумму везде ему озвучили баснословную, но выбирать не приходилось, и выбор он сделал быстро.

– Наелась? – в ответ Васька кивнула с довольным видом.

– Тогда пошли, – Максим выпил остывший кофе и повел ее к метро. Через забитый людьми переход они протолкались к кассам, миновали турникеты и на эскалаторе спустились на станцию. Васька глазела по сторонам, говорила что-то, но в шуме и грохоте поездов Максим ее почти не слышал, посматривал вправо-влево, следил за всеми – кто стоял рядом или проходил мимо, особенно наверху, на балконах по обеим сторонам перрона. Черноволосые смуглые люди в черных спортивных костюмах, таращились сверху вниз на пассажиров, как бандерлоги горланили что-то на тарабарском наречии. А рядом, у мраморной колонны Максим заметил тетку в длинном халате и резиновых тапках на босу ногу. Она волокла в обеих руках гигантские сумки в клетку. К ней подбежал бандерлог, что-то подал ей, тетка остановилась, порылась в сине-белой «мечте оккупанта», протянула покупателю крохотный сверток и потопала дальше. Наблюдавший за этой сценой полицейский отвернулся. А что, все правильно, бандерлоги порядка не нарушают, не дерутся, не грабят, чего на них внимание обращать. Обычная картина обычного рабочего дня. «Комсомольская» радиальная – это смесь аула и кишлака, здесь русские только в час-пик ходят, и на станции разве что ишаки не стоят. А может, и стоят, да их просто не видно среди этого стада или не отличить…

– Пап, больно, – прошипела Васька и попыталась вырвать руку.