Прыжок в известность

- Вот так наши спортсмены находят свой стиль... - говорил Гена. - И ты имей всё это в виду...

"Батюшки мои, - подумал Гусь, возвращаясь на землю с небес своей мечты. - Всё прослушал. Придётся завтра сделать вид, что не понял".

А чтоб Гена что-нибудь такое не спросил, Гусь сказал:

- Слушай, Гена, пойдём завтра на море?

- Какое море? Завтра тренировка, тренировка и тренировка! И послезавтра то же самое, и всегда будет то же самое... Если не нравится - отказывайся сразу...

- Тогда сейчас пойдём на море... мы же уже тренировались.

- А кто за нас на спортплощадке будет работать?

...Двор преображался. Капитончик красил зелёной краской скамейки для зрителей. Ванюша вместе с сухоньким дворником дядей Петей мастерил чашу для олимпийского огня - оказывается, до пенсии дворник был сварщиком. Металлическая круглая чаша цвела фиолетовыми огнями. Фейерверки в честь будущих побед летели из-под электрода. Дядя Петя разогнулся, поднял "забрало" и сказал Ванюше:

- После чоновского отряда я пошёл по призыву в ЧК. Бандитов вылавливали... Так что, парень, всякие разные приёмчики я хорошо знаю до сих пор. Ты не смотри на мой рост и комплекцию, и даже на возраст...

- Что вы, - сказал Ванюша, - разве это имеет значение?

"Забрала" опустились, и олимпийская чаша снова вспыхнула цветами и фейерверками... Филимонов и Надя таскали песок из большой кучи на дорожку. Лена красила сетку, отгораживающую спортплощадку от двора. Несколько пенсионеров срезали лопатами кочки на пустыре, а малыши носили охапки травы к мусорным ящикам.

Гена засучил рукава.

- Где моя лопата? - громко спросил он.

- И моя? - спросил Гусь.

- Твоя вон там, возле песка, - сказала Надя Гусю. - А ты, Гена, иди домой! Ты работать не будешь. Нас много, а ты один. Отдыхай, набирайся сил! Тренируйся...

- Ты что? - воскликнул Гена. - Что я, хуже других?

- Мне не нравится твоё дыхание... - озабоченно сказала Надя. - Тебе нравится, а мне нет. Мы решили тебя беречь!

Ларионов некоторое время метался по площадке. Он готов был свернуть горы. Но горы оказались неприступными. Он постоял несколько минут рядом с дискоболом, фанерные мышцы которого были так напряжены, точно он собирался метнуть диск туда, где синий морской горизонт сливался с синим горизонтом неба.

Гена постоял, постоял и поплёлся домой, сопровождаемый сочувственным взглядом Гуся.

5

Филимонов сидел на диване, мрачно глядя в бабушкину спину. Интервидение передавало репортаж о международном чемпионате по боксу. Бабушкина спина отражала все удачи и неудачи на ринге. Бабушка то посмеивалась, то пугалась, то восторгалась, довольно умело делая при этом выпад правой, как будто сама посылала в нокаут всех побеждённых, кроме, конечно, своих, советских боксёров. Когда они проигрывали, бабушка обыкновенно охала, комкала фартук и прижимала его к лицу.

- Ах, Антошенька! - говорила бабушка. - Когда в двадцать седьмом году у нас при клубе организовали женские команды в кружке бокса, я записалась первая...

Потом бабушка принялась рассказывать, как она стала мотогонщицей.

Всё это Антон уже знал.

- Я устал... - сказал Антон. - Вон сколько песку перелопатили сегодня...

- А почему не работал Гена? Он заболел?

- Нет, - сказал Антон. - Он у нас знаменитость и наша надежда. Мы его бережём.

- Молодцы! - похвалила бабушка. - Хотя мы в наше время ни для кого не делали исключения...

И она пошла на кухню заварить чайку - она очень любила перед сном с внуком попить чайку и повспоминать что-нибудь героическое из дедушкиной жизни или что-нибудь забавное из своей.

"Ну, и что из этого, что я прыгаю на один сантиметр ниже? - сумрачно думал Антон. - В конце концов, на пьедестале почета, кроме первого места, есть и второе! Что, они хотят, чтоб когда-нибудь второе место занял какой-нибудь американец?"

Сегодняшний чай не доставил Антону почти никакого удовольствия. Он отставил чашку и подошёл к окну. На своём балконе Вита Левская устроила скрипичный концерт. Молдавские мелодии услаждали слух всех, кто ещё не спал. И, возможно, слух Ларионова, который, возможно, тоже ещё не спал.

6

Ветер дул с моря, уже с утра горячий, пахло мокрыми лодками, просмолёнными канатами, пахло портом и кораблями. Гена стряхнул с себя своё раздумчивое, непонятное настроение, сказал:

- Ну, Гусь, давай! Давай, Гусь! Смотри, Гусь!

Гена побежал, Гена оттолкнулся, Гена взлетел!

- Гениально! - завопил Гусь.

Гена взял ещё одну высоту. Гена летел на крыльях.

- Да здравствует белая зависть! - завопил Гусь. - Я тебе белой завистью завидую!

Ларионов отошёл:

- Беги теперь ты!

Гусь долго и забавно примерялся, с некоторым страхом глядя на планку, которая была значительно выше бабушкиного забора.

- Три тридцать... - сказал Гена. - Не подкачай!

Гусь прыгнул - сбил планку. Прыгнул ещё, опять сбил.

- Давай, давай! - крикнул Гена. - Не раскисать!

Гусь отчаянно ринулся на третью попытку. Фонтаном взлетели под ногами опилки.

- Взял! - заорал Гусь, валясь на спину и дрыгая ногами.

- Ещё не совсем чисто, не совсем! - сказал Гена. - Смотри!