Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

— Лучший друг учителя Курильчука из Балашовки?

— Так точно. А откуда, осмелюсь спросить, вам это известно? В аусвайсе этого не написано.

— Мы же с вами старые знакомые.

Пан Станкевич с удивлением взглянул на меня.

— А-а! Вспомнил! Так это вы? Какая приятная встреча! Надеюсь, вы мне сегодня тоже поможете остаться в живых, хоть я и служу немцам?

— Вет за вет, — по-польски ответил я переводчику. — Но вам придется расстаться с пистолетом.

— О, пожалуйста! Только напишите расписку, что вы, партизаны, были здесь и отобрали его у меня.

— Расписку придется писать большую, так как мы берем не только пистолет, а все имение, даже немцев, а завод через десять минут взлетит на воздух.

— О, Езус Мария, матка боска! Мой шеф не выдержит такой трагедии.

— А это нас не беспокоит, что выдержит ваш шеф, а чего нет, — сердито отрубил Шевчук. — Не мы пришли на немецкую землю, а они ворвались в наш дом. Лучше решайте быстрее, что намерены делать, так как сейчас мы уйдем, а от завода останется только воспоминание.

— Воля ваша, делайте что хотите, а меня с женой и детьми оставьте тут.

Мы покинули моего старого знакомого, и больше я его никогда не встречал, да, наверное, и не встречу.

Дорога в отряд оказалась долгой и тяжелой. С нами было больше двадцати подвод, доверху нагруженных продовольствием, гнали мы полторы сотни голов рогатого скота и много овец. Такой громоздкий обоз не мог быстро двигаться, но, несмотря на это, решено было идти дальней дорогой, чтобы запутать следы. Мы пошли через Моквин — по пути решили «навестить» бумажную фабрику и захватить немного ее продукции. Оккупанты еще спали. Наше появление было для них словно гром среди ясного неба, мы взяли их в нижнем белье, тихо.

На фабрике наши трофеи пополнились папиросной бумагой. А Коля Струтинский пошел в контору, где хранились бланки, печати и штампы. Бухгалтер уже был на месте. Он оказался чересчур дисциплинированным, аккуратным и требовательным. Пока Николай доставал из сейфа чистые бланки аусвайсов, печать и несколько пачек денег, бухгалтер успел написать расписку.

— Пожалуйста, подпишите эту бумажку для отчета.

Коля прочитал расписку и молча поставил под ней свою подпись.

— Искренне благодарен, — сказал бухгалтер. — Но прошу вот здесь разборчиво написать свою фамилию.

Коля снова взял ручку и аккуратно вывел большими буквами: «Партизан Струтинский Николай».

— О! Теперь все в порядке, — удовлетворенно произнес бухгалтер и положил расписку в одну из книг.

Мы тронулись в путь. Создалось немало трудностей со скотом, обоз двигался медленно.

Когда мы проходили через село Хотин, жители его вышли из домов посмотреть на партизан и на немцев, лежавших на санях.

— Гляди, какой молоденький, — сказала одна женщина, увидев управляющего зурновским имением. — Сидел бы себе дома и носа не показывал, а то захотелось ему, видите ли, чужого добра. Наелся? Что вы, ребята, с ним сделаете? — спросила она у нас.

— То, что делаем со всеми врагами. Судить будем.

— Была бы я его матерью, — продолжала женщина, — взяла бы хороший кнут, спустила бы ему штаны да так отстегала, чтобы навсегда расхотелось воевать.

В лесу мы сделали небольшой привал, подкрепились и снова двинулись в путь. Базанов приказал Борису Сухенко, Жоржу Струтинскому и мне идти позади обоза и прикрывать его от возможного нападения с тыла.

Гнать скот лесом было еще тяжелее, и нам, тыловой охране, приходилось подгонять «недисциплинированных» коров и овец.

— Давайте немного отстанем, — предложил Борис, — ведь если немцы вздумают нас преследовать, мы даже не услышим.

Мы присели в соснячке. И у меня и у Сухенко отыскался спирт, а на морозе выпить рюмку было не только приятно, но и необходимо. Незаметно прошел почти час, и колонна за это время успела порядочно уйти.

Вдруг слышим: кто-то разговаривает. Прислушались: немцы. Что делать? Бежать? Невозможно. Спрятаться? Но куда? И наша тыловая охрана, вооруженная одним пулеметом и двумя автоматами, решила дать врагу отпор.

Мы подпустили гитлеровцев близко. Их было немного. Шли они, растянувшись цепочкой, оглядываясь по сторонам.

— Наверное, разведчики, — прошептал Борис Сухенко. — Ну, Жорж, давай.

Струтинский нажал на гашетку. Вслед за пулеметом заговорили наши автоматы. Передние фрицы упали в снег, скошенные наповал. За ними — задние.

Еще несколько очередей — и никого из фашистов не осталось в живых.

Услышав стрельбу, Базанов выслал нам подкрепление — несколько автоматчиков, но мы уже сами справились с врагом. Больше наш обоз никто не преследовал, и мы благополучно прибыли в отряд.

Мы с Борисом Сухенко знали, что не избежим наказания за случай, происшедший в лесу. Дисциплина в отряде была суровая, никто не имел права, идя на задание, брать что-либо без разрешения командира или его заместителей. Все трофеи надлежало сдавать в хозяйственную часть. Особенно это касалось спиртных напитков, употребление которых без ведома командиров Медведев никому не прощал.

На следующий день мы с Борисом были вызваны в штаб.

— Спирт пили вчера? — грозно спросил Медведев.

— Так точно, товарищ командир, — ответили мы дуэтом.