Читаем Прыжок в ничто полностью

Леди Хинтон выпрямилась. Это уж было слишком. Как смеет говорить с ней, леди, таким тоном какой-то торговец!

– Я вас прошу более осторожно выбирать выражения. Не забывайте, кто я, мистер Стормер, и не забывайте того, что я сама путешествую с вами и, следовательно, делю судьбу всех. Не можете же вы заподозрить меня в том, что я имела намерение отравить и самое себя? Здесь, очевидно, произошла роковая ошибка. Но где, когда и как, не могу понять. Мне не нужно убеждать вас в том, что я отдала распоряжение направить в Стормер-сити для «ковчега» самый высший сорт консервов. Большая партия была сделана по особому заказу. Мой инженер говорил, что никогда еще фабрика не производила лучших консервов. Быть может, партии отправляемых консервов перемешали при погрузке? Да, да. Я вспоминаю, что в то время, когда отправлялись консервы в Стормер-сити, моя фабрика отгружала большую партию для… одного ведомства…

– С синими этикетками?

– Да, с синими этикетками.

Для пассажиров «ковчега», кроме Ганса и Винклера, так и осталось загадкой, каким образом в Стормер-сити были отправлены и затем погружены на «ковчег» испорченные консервы.

Дело же происходило так. В порту рабочие-грузчики обратили внимание на две партии консервов: одну поменьше, с зелеными этикетками на ящиках, другую огромную, с синими. Узнав, что синие этикетки были адресованы военному ведомству и предназначались как военные запасы для солдат, рабочие отказались грузить пароходы.

– Надо попробовать, чем собираются кормить солдат, – сказал один молодой рабочий и, взвалив ящик на спину, как будто невзначай уронил его. Ящик разбился, банки консервов выпали на землю. Несколько банок быстро разошлись по рукам. Таким же образом был «случайно» разбит один ящик и с зеленой этикеткой.

Рабочие попробовали тех и других. С омерзением отбросили банки с синими этикетками и с аппетитом съели содержимое «зеленых».

– Видно, что это готовилось не для нашего брата, – сказал первый рабочий, отведав из банки с зеленой этикеткой. Когда же пошли на работу переодетые полицейские и штрейкбрехеры, они нашли хаос и перемешанные коносаменты. Грузы были спутаны.

Такова история появления консервов с синими этикетками в «ковчеге».

– Хотел бы я знать, чем мы теперь будем питаться? – снова спросил Стормер. Он ел больше всех, и его этот вопрос беспокоил больше всех.

Начали подсчитывать запасы. Увы, если сбросить со счета консервы, остальных продуктов – муки, сухарей, сушеных овощей – хватит ненадолго.

– Проклятье! – снова выбранился Стормер. – А не убавить ли скорость полета? – продолжал он. – Тогда, быть может, нам хватит провизии на больший срок.

– Увы, мистер Стормер, – ответил Цандер. – Я вижу, что вы еще очень далеки от понимания относительности времени и пространства. От ускорения или замедления мы ничего не выигрываем и не проигрываем. Ракетные сутки всегда равны ракетным суткам, будут ли они равны земному месяцу или часу. Для нас будет совершенно неощутимо, ускорил или замедлил свой ход наш хронометр по сравнению с земным. С какой бы быстротой или медлительностью ни вращались стрелки нашего хронометра, – когда они будут показывать двенадцать дня, ваш желудок заявит претензию на завтрак.

– Довольно. Так. Это я понял. Но тогда нельзя ли, наоборот, еще больше ускорить полет, чтобы время на Земле полетело с сумасшедшей скоростью? В неделю этак лет пятьдесят.

– Скорость движения «ковчега» уже достигла предела. Мы больше не можем «ускорять» течение земного времени.

Стормер так стукнул кулаком, что легкая алюминиевая поверхность стола прогнулась.

– Так что же нам прикажете делать? Лететь назад – в объятия врагов, или лететь вперед – в объятия голодной смерти? Смерть позади, смерть впереди. Нечего сказать, хорошенькую кашу вы заварили, леди Хинтон, с вашими «синенькими».

Наступила тяжелая пауза. Все сидели подавленные.

Цандер не спешил прерывать это гнетущее молчание: пусть хорошенько прочувствуют положение. Потом спокойно, не спеша, он начал:

– Не знаю, что вас ждет позади, но впереди я не вижу смерти, если вы только не будете упрямиться, как упрямились до сих пор. У нас в ракете есть все, чтобы обеспечить наше существование на неопределенно долгий срок, создав круговорот веществ. Мы захватили с собою в разобранном виде оранжерею, семена плодов и овощей. И если бы вы, господа, вовремя послушались меня и занялись делом, вместо того чтобы… мы уже имели бы все необходимое. А теперь вам придется посидеть на урезанном пайке, пока мы не построим нашу оранжерею и не получим первого урожая. Времени остается очень мало, – продолжал Цандер, – но я думаю, что мы успеем. Нас выручит Солнце. Его лучи здесь не отражаются и не поглощаются облаками и атмосферой, как на Земле, поэтому их действие гораздо интенсивнее. Словом, произрастание и созревание должно здесь идти усиленным темпом.

– Относительно какого времени? – спросил Маршаль. – День считать за месяц?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Провинциал
Провинциал

Проза Владимира Кочетова интересна и поучительна тем, что запечатлела процесс становления сегодняшнего юношества. В ней — первые уроки столкновения с миром, с человеческой добротой и ранней самостоятельностью (рассказ «Надежда Степановна»), с любовью (рассказ «Лилии над головой»), сложностью и драматизмом жизни (повесть «Как у Дунюшки на три думушки…», рассказ «Ночная охота»). Главный герой повести «Провинциал» — 13-летний Ваня Темин, страстно влюбленный в Москву, переживает драматические события в семье и выходит из них морально окрепшим. В повести «Как у Дунюшки на три думушки…» (премия журнала «Юность» за 1974 год) Митя Косолапов, студент третьего курса филфака, во время фольклорной экспедиции на берегах Терека, защищая честь своих сокурсниц, сталкивается с пьяным хулиганом. Последующий поворот событий заставляет его многое переосмыслить в жизни.

Владимир Павлович Кочетов

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези