Питер и Кэйт знали, что тюрьма Ньюгейта – место страшное, однако дети увидели реальную картину, от которой переворачивалось все нутро. Ох, этот отвратительный, вонючий, ядовитый смрад! Преподобный вынул пропитанные уксусом носовые платки, заранее приготовленные Ханной, чтобы приложить к носу и ко рту. Надзиратель как раз вовремя оттолкнул преподобного, когда прямо перед ними из камеры вылили содержимое горшка. Он заорал на арестанта, который в ответ разразился потоком брани. А шум! Сэр Ричард сказал, что это похоже на рев Ниагарского водопада – безумная какофония звуков: крики, вой, ругань, пение, переклички одной камеры с другой… а еще звон цепей, стук оловянных кружек по металлическим решеткам, скрип петель закрывающихся дверей… У Кэйт звенело в ушах и нервы не выдерживали. Внезапно из окна высунулась рука и схватила ее за платье. Кэйт от испуга вскрикнула, ей захотелось закрыть уши и глаза, а больше всего хотелось убежать отсюда. Ее начала бить неудержимая дрожь. Она уже не желала идти дальше, не хотела видеть Гидеона в этом адском месте и чувствовать свою беспомощность, неспособность помочь ему.
– Пожалуйста, выведите меня отсюда, – сказала она сэру Ричарду.
Сэр Ричард кивнул и сказал:
– Скажите Гидеону, что я приду завтра, – и повел Кэйт к карете.
Преподобный и Питер последовали за тюремщиком по бесчисленным коридорам.
– Вот нужная вам камера, джентльмены… – сказал тюремщик.
Войдя в открытую тюремщиком дверь, посетители оказались в комнате, которая по площади была меньше школьного класса. Пришедшие стояли в узком проходе, за решеткой, отделявшей их от тридцати или сорока арестантов, молодых и старых, женщин и мужчин, находившихся здесь постоянно. Некоторые из них были прикованы к стенам или полу, некоторые лежали на голых деревянных нарах, служивших кроватями, но большая часть арестантов находилась в движении. К решетке привалилась пьяная женщина с разинутым ртом, в руке она мертвой хваткой держала бутылку. Коренастый мужчина присел на корточки и вырывал у нее эту бутылку.
Сначала Питер не увидел Гидеона. Камера была, как Преисподняя, полная змей, где переплетались корчащиеся тела. Несмотря на шум, был слышен некий странный звук. Питер не понимал, что это такое, пока не посмотрел вниз. Пол был покрыт толстым ковром из вшей, и ноги людей давили этот ковер. Питера передернуло.
Преподобный Ледбьюри и Питер дышали через платки, а глаза их искали Гидеона.
– Здесь невыносимые условия, – сказал преподобный тюремщику.
– Они к этому постепенно привыкают – пока не помрут, – ответил тюремщик.
Внезапно Питер увидел Гидеона. Похоже, он был единственным арестантом, который не шевелился. Он стоял, прислонившись к дальней стене. Глаза его были закрыты, а по лицу блуждала слабая улыбка. Кто-то, должно быть, украл у него рубашку и сапоги, потому что на нем были только бриджи. От столкновения с Дегтярником на нем остались отметины – один глаз распух, на груди виднелись большие лиловые и желтые пятна. Питер съежился, увидев, что Гидеон босиком стоит на этом грязном полу.
– Гидеон! – крикнул он.
Гидеон открыл глаза и посмотрел в их направлении. Лицо его посветлело, но тут же стало очень серьезным. Он двинулся к железной решетке.
– Вам не следовало приходить сюда, – сказал он. – Я хотел бы уберечь вас от этого зрелища. Мне стыдно, что вы видите меня в таком месте.
Преподобный Ледбьюри уже снял свой камзол и рубашку и просовывал их сквозь решетку Гидеону:
– Вот, мастер Сеймур, они великоваты, но все-таки наденьте их.
Гидеон с благодарностью принял вещи и тут же оделся.
– Вы очень хороший человек, преподобный. Спасибо вам.
– Я не такой уж хороший, мастер Сеймур, и я пришел просить у вас прощения за то, что сделал вчера. Боюсь, мое вмешательство частично послужило причиной вашего нынешнего плачевного состояния.
– Не вините себя, преподобный, – ответил Гидеон. – Я слишком долго был занозой для лорда Льюксона и ожидал от него чего-нибудь подобного – это был лишь вопрос времени… Как бы то ни было, я очень сожалею, совершенно искренне, что мы не получили приз и не вернули аппарат Питеру и мистрис Кэйт.
– Мы принесли тебе еды, – сказал Питер.
И он протолкнул через решетку хлеб, сыр, жареного цыпленка и бутыль с вином. Это было ошибкой, потому что еду немедленно схватили невидимые руки, и обед Гидеона растворился в камере со скоростью света, вызвав сражение среди массы людей.
– Нет! Верните назад! – воскликнул Питер, но все было бесполезно.
Тюремщик рассмеялся.
– Нечего ждать хороших манер от диких собак… Преподобный только глянул на него.
– Не нужно их ругать. Они находятся здесь дольше, чем я, и если у них нет денег, то они не могут купить себе еды. Половина из них голодает, – сказал Гидеон.
Преподобный Ледбьюри печально посмотрел на лица за решеткой – на него глядели злые и отвратительные, несчастные и лишенные надежды люди.
– Мастер Сеймур, – сказал преподобный, – мы пришли сказать, что вы не брошены на произвол судьбы. Мы будем делать все, что в наших силах, чтобы освободить вас. Не теряйте надежды.