Прыжок в прошлое

Когда мы зашли нас, обдало теплом, и мы одновременно распахнули свою одежду, расстегивая ремни, навстречу нам уже несся молодой парень, который усадил нас за стол и через минуту тащил нам бараний бок и горшок с квасом. Первые минуты я насыщался едой, не обращая внимания на окружающее, но когда первый голод прошел, то я ел уже попристойней, и разглядывал соседей. Их было немного, но мое внимания привлек сидевший напротив меня тип с орлиным носом и взглядом киллера из голливудского фильма, а два мужика сидевшие с ним были типичными бандитами. Они о чем-то тихо разговаривали. Но мое внимание было отвлечено женскими рыданиями за стеной. Я спросил подавальщика, что произошло, и может чем-то помочь

— Да чем вы боярин поможете, — отвечал, махнув рукой парень, — Лизка себе харю в сеннике в темноте серпом разрезала, даже нос пополам. Хорошо глаза не выколола. Теперь в невестах будет вековать, хотя за такое наследство, — и он обвел рукой окружающее, — может женихов и будет.

Я расплатился и сказал ему:

— Передай хозяину, что я могу помочь его горю, только мне надо посмотреть девчонку.

Тот выпучил на меня глаза и исчез. Через десять минут из-за занавески вышел кряжистый здоровый мужик, и подошел ко мне, оглядев меня с головы до ног, он с подозрением спросил:

— Что же у тебя боярин за заботы такие девкам лица исправлять?

— Да лекарь я Данила Прохорович, слышал небось, это я архимандриту Мисаилу зуб драл.

Выражение лица у хозяина вмиг переменилось, он упал на колени и заголосил:

Данила Прохорович! отец родной, да мне вас бог послал! Сделайте милость, посмотрите Лизку, пропадет ведь девка, единственная у меня осталась, всех Господь прибрал!

Когда я зашел на хозяйскую половину, там собрались все домочадцы, на кровати полулежала девочка лет шестнадцати, рана на ее лице была закрыта тряпкой. Когда я снял тряпку, то невольно присвистнул. Огромная резаная рана шла наискосок через все лицо, начиналась она под левым глазом, разрезала нос, так, что его нижняя часть висела на верней губе и заканчивалась на правой щеке, разрезав ее так, что было видно зубы верхней челюсти. Когда я обернулся, то на коленях стояли уже все и заклинали меня помочь. Я вздохнул и приказал позвать Антоху и принести мою поклажу.

Через час все было готово к операции. В женской половине остались только мы с Антохой и хозяйка, Торжественно прочитав символ Веры, я сказал:

— Антоха давай.

На испуганное, изуродованное лицо девочки была наложена маска и начал отсчет.

Я вытащил из спирта две иголочки, сделанные златокузнецом, нити шелка и приступил к работе. Не знаю, на что уж там натолкнулась Лиза, но это явно был не серп, края раны были, как рассечены бритвой. Сшивать левую щеку, где был неглубокий порез, было просто. Когда же я перешел на нос стало сложней, потому, что ассистента у меня не было, Антоха, забрызганный кровью, вылетающей из разреза носа был занят наркозом, Хозяйка, похоже, вообще была без сознания. И я, держа одной рукой кончик носа, аккуратно пришивал его к месту среза. На правой щеке сначала пришлось зашивать кетгутом слизистую щеки, и лишь затем саму кожу. Все это дело заняло около двух часов. Надышались мы эфира, в тесной комнатенке по самое не хочу, так что нас лежа качало. В конце я протер семидесятиградусным спиртом шов, и лицо девочки приобрело почти нормальный вид.

Когда я вышел из-за занавески, туда хотели ринуться все родственники, но я пустил только отца. Тот смотрел на почти невидимые стежки, открыв рот:

— Немало слышал я о вас историй, рассказывали гости торговые, но не верил, А теперь знаю, что и десятой доли, того чему господь в несравненной милости его наградил вас, не говорили они.