Прыжок в пустоту

В камере царила ужасная жара; свет врывался в ее большие иллюминаторы все еще ослепительный и жгучий, но что-то в нем теперь изменилось: это не был уже убийственный взгляд египетского Ра или смертоносная стрела Ваала; тонкое «покрывало Изиды» уже распростерлось на лик разгневанного бога. Наша милая земная атмосфера, хотя тонким еще слоем, по все же прикрывала Солнце и успевала поглощать те смертоносные ядовитые лучи его, которые в пустоте распространялись беспрепятственно. Теперь это был просто солнечный свет, необычайно яркий и жгучий, но не поток расплавленной стали, прожигающей до костей.

Первое, что я увидел, был труп профессора. Страшной, бесформенной, раздутой массой лежал он около рычагов, раскинув руки и обратив кверху почерневшее, как уголь, лицо с огромными бельмами лопнувших глаз.

Я никогда не симпатизировал этому человеку и никогда он не казался мне красивым или изящным, но то, во что превратился он теперь, — превосходило всякое описание: это было не лицо человеческое, а подгоревшее в духовой печке печеное яблоко, с треснувшей кожицей и вытекшим содержимым. Мне не хотелось бы, чтобы бедная Мари увидела его!

Но я не имел времени рассматривать. Один взгляд, брошенный в передний иллюминатор, показал мне, что ракета летит вниз по крутой линии, а там, под нею, на огромной еще глубине, расстилается безграничная сверкающая поверхность — море. Я бросился к рычагам и несколькими поворотами мне удалось выровнять полет снаряда и придать ему менее наклонное направление. Это была трудная задача; даже опытный пилот едва ли справился бы с ней; нам просто благоприятствовало слепое счастье, иначе снаряд, давно уже лишенный управления, должен был бы уже перекувырнуться. Может быть делу помогли бы громадные гидроскопы, своим быстрым вращением препятствовавшие резким поворотам, но теперь они бездействовали, и всю надежду приходилось возлагать на управление рулями и опорными поверхностями.

Я переводил то один рычаг, то другой, и снаряд описывал какие-то дикие петли; то он летел почти вертикально вниз, то снова немного выправлялся. Несколько раз гибель казалось мне неизбежной… но не наступала. И все же мы все время неудержимо падали. Наконец, наступил страшный момент… В передний иллюминатор я увидел под нами море в виде сверкающей голубой чаши, показавшейся мне огромной отверстой хищной пастью, готовой поглотить нас. Каждая минута промедления могла привести к катастрофе. С решимостью отчаяния я изо всей силы налег на рычаг механизма, автоматически отделяющего камеру от ракеты…

Последовало страшное сотрясение, сразу опрокинувшее меня на пол, но, уже падал, я все же успел заметить, как огромная масса ракеты, словно вырвавшись у меня из под ног, стремительно ринулась куда-то вперед.

Почти сейчас же я поднялся на колени и, ухватившись за бесполезные теперь рычаги, стал смотреть в иллюминатор. Камера неистово раскачивалась из стороны в сторону, но все же я увидел в огромном отдалении еще летевшую по инерции ракету, казавшуюся маленькой стрекозой с продолговатым телом и раскинутыми крыльями. В течение нескольких секунд я наблюдал ее полет в почти горизонтальном направлении, после чего она, сделав вдруг резкий поворот вниз, нырнула в море, выбросив кверху огромный столб воды и пены.

А камера, в которой я находился, сравнительно медленно и спокойно опускалась вниз. Громадный автоматический парашют великолепно исполнил свое назначение. Сверкающая голубоватая пелена, казалось, неслась снизу вверх нам навстречу.

Я закрыл глаза… Оглушительный шум и плеск раздался со всех сторон, и я опять очутился на полу, рядом с ужасным трупом профессора. Никаких серьезных повреждений я не получил и без труда поднялся на ноги. Теперь я мог спокойно осмотреться: путешествие в межпланетное пространство было закончено…

Передний иллюминатор был наполовину погружен в воду и сквозь него вырисовывались какие-то массы перепутанных зеленых стеблей. Боковые иллюминаторы были вровень с поверхностью воды и из них открывался узкий горизонт моря, сплошь покрытого ковром водорослей. Пол камеры имел небольшой уклон к передней части, не затруднявший, впрочем, хождения по нему. Я перешел в заднее помещение и по железной лесенке легко добрался до люка в крыше камеры. Отвинтить его, благодаря тщательной и остроумной конструкции затвора, было делом одной минуты и я очутился на крыше камеры среди яркого и радостного солнечного света, в изобилии лившегося с чистого голубого неба. Мои легкие с наслаждением вдыхали вольную земную атмосферу, пропитанную терпким запахом моря. Я снова был на Земле!