Прыжок во тьму

— За нами следили несколько месяцев, им известны все подробности. Предатель Войта.

— Я знаю, — прошептал я.

Начался допрос.

— Ну как, выспался? — спросил меня Зандер. — Поумнел? Отвечай, кто тебя сюда заслал? Что ты за это получил?

— Я еще вчера сказал вам, что я — чех-коммунист, а вам известно, что мы, коммунисты, работаем не за деньги. Я прибыл сюда как солдат, добровольно бороться против вас.

— Добровольно, говоришь? Думаешь, что мы не знаем, сколько ты получил? Мы платим лучше, от нас ты получил бы больше. Подумай об этом, не то потеряешь голову.

— Какие же вы наивные… Неужели вы думаете, что таким способом заманите меня к себе на службу. Я не Воградник. И запомните: лучше я лишусь головы, чем буду жить с позорным пятном.

— Ты старый болван! Известно ли тебе, что твой брат арестован? Если будешь поумнее, отпустим его. Иначе и ему башку снесем!

Кровь во мне так и кипела… Но я взял себя в руки и хладнокровно ответил:

— Мой брат землекоп, и он первый размозжил бы мне голову лопатой, если бы такой ценой оказался на свободе. Мы всю жизнь жили честно и так же честно умрем.

— Почему говоришь, «честно умрем»?

— Потому что вы нас убьете.

Опять посыпались ругательства и угрозы.

— Ты бессилен перед нами. Здесь известно о тебе все. Мы знали, когда вы приедете, и ждали вас!

Гестаповцы во всю показывали мне свою осведомленность. Скорее всего, это было им известно от Тонды.

— Смотри, что у нас тут собрано о тебе.

Мне показали папку пражского полицейского управления.

— Ну и что в ней? — спросил я.

— А то… Проводил вербовку в Испанию? И об этом нам все расскажешь, и за это ответишь! Нам все известно!

И опять посыпались сведения, полученные, вероятно, от Фиалы.

То обстоятельство, что я был арестован одним из последних, давало мне возможность как бы рассортировывать их вопросы, определить, что от кого они знают и что является их предположениями.

Мозг работал с лихорадочной быстротой. Требовалось особое напряжение сил, чтобы ни одного лишнего слова не сорвалось с языка. Гестапо хорошо понимало, в каком трудном положении я оказался, и намеренно накаляло атмосферу.

— У нас отличная агентурная сеть. Работаем мы так надежно и безошибочно, что уничтожим любое движение, где бы оно ни возникло. Мы уничтожим коммунистов в протекторате раз и навсегда!

— Это вам только кажется, — ответил я и с иронией добавил: — Меня вы можете уничтожить, тут я не питаю никаких иллюзий. Но на то, чтобы уничтожить всех коммунистов, у вас не осталось времени. Прежде, чем такое могло бы случиться, уничтожат вас. Посмотрите, как надвигается фронт. Красная Армия уже на границе.

И опять начались разговоры о том, кто выиграет, кто сильнее, что происходит на фронте.

— Что с нами сделали бы большевики, если бы мы, подобно тебе, проникли в Советы и были там схвачены?

— Это нельзя сравнивать. Я прибыл на родину защищать свое, а вы стремитесь там захватить чужое, — это большая разница. Мы боремся и защищаемся. То же делают и советские люди, то же делаем и мы.

После допроса чешский гестаповец Смола, отводя меня в «четырехсотку», сказал:

— Ты для них человек, на котором стоит печать запрета. Все, что ты говорил им вчера и сегодня, просто невероятно. Любой другой был бы уже давно избит.

Для меня поведение гестаповцев на допросе тоже было загадкой. В «четырехсотке» мы со Смолой оказались вдвоем. Он стал расспрашивать меня:

— Скажи, чем все это кончится? Пойдут западные державы на мир с немцами или нет? Неужели Советский Союз так силен, что может выиграть войну без них? Понимаешь, я тоже чех.

— Какой же вы чех, если можете делать такие вещи!

— Да ты пойми, это мое ремесло, надо же работать. Поэтому и служу.

— Но вы ведь служите против народа!

— Я служу не против народа. Мы — чешские полицейские, нас прикрепили к гестапо. Мы несем свою службу. В 1938 году нас интернировали на севере, а потом передали протекторатному правительству.

— Потому теперь и служите? Прекрасная служба! Если вы хотите знать, чем все кончится, так я повторю то, что говорил вчера: немцы уже проиграли войну, и, те, кто им симпатизирует на Западе, уже не в состоянии им помочь. Поздно! Советский Союз настолько силен и располагает такими резервами, что разобьет немцев и один на один.

— Значит, он оккупирует и нас?

— Нас Красная Армия освободит.

— Что же будет со мной?

— Предстанешь перед судом.

— Но я на службе, я вынужден это делать.

— Да, но кому вы служите? Вы служите Чехословакии, ей же приносили присягу. А Чехословакия теперь находится в состоянии войны с Германией. Стало быть, ваша служба — измена.

— Мне нечего бояться, я помогал людям, чем мог. Одной еды сколько перетаскал!