Прыжок за борт. Конец рабства. Морские повести и рассказы

За его спиной я увидел Джима, который молча мне улыбался и поднял руку, задерживая мое восклицание.

Затем, пока полукровка очень важно отдавал команде приказания, Джим и я пожали друг другу руку и торопливо обменялись последними словами. В сердце моем не было того тупого недовольства, какое меня не покидало, как и интерес к его судьбе. Глупая болтовня полукровки сделала опасности на его пути более реальными, чем заботливые предостережения Штейна. Кажется, я назвал его «милым мальчиком», а он, выражая свою благодарность, назвал меня «старина», словно риск, на который он шел, уравнивал наш возраст и чувства. Был момент настоящей и глубокой близости, неожиданный и мимолетный, как проблеск какой-то вечной правды. Он старался меня успокоить, словно из нас двоих старшим был он.

— Хорошо, хорошо, — торопливо и с чувством говорил он, — Я обещаю быть осторожным. Да, рисковать я не буду. Конечно, нет! Я хочу пробиться. Не беспокойтесь. Боже мой! Я чувствую себя так, словно ничто не может меня коснуться. Как! Да ведь есть счастье в этом слове: «Иди!» Я не стану портить такой прекрасный случай…

Прекрасный случай! Что ж, случай был прекрасен, но ведь случаи «делаются» людьми, а как я мог знать? Он сам сказал: даже я… даже я помнил его проступок. Да, это была правда. И лучше всего было для него скрыться.

Моя гичка очутилась в кильватере бригантины, и я отчетливо видел Джима: он стоял на корме в лучах клонившегося к западу солнца и высоко держал над головой фуражку. Донесся заглушённый крик:

— Вы… еще… обо мне… услышите…

Кажется, он сказал — «обо мне».

Меня ослепил блеск моря у его ног, и видел я его неясно. Мне суждено видеть его всегда неясно, но, уверяю вас, ни один человек не мог быть менее «как труп» (так выразилась эта каркающая ворона). Я разглядел лицо маленького полукровки, напоминавшее спелую тыкву, оно высовывалось из-под локтя Джима; он тоже поднял руку, словно вот-вот нанесет удар. Absit omen![16]

ГЛАВА XXIV

Берег Патюзана — увидел я его около двух лет спустя — мрачен и обращен к туманному океану. Красные дороги, похожие на водопады ржавчины, видны под темно-зелеными кустарниками и ползучими растениями, одевающими низкие утесы. Болотистые равнины сливаются с устьем рек, а за лесом вздымаются зазубренные голубые вершины. В открытом море цепь островов — темных глыб — резко вырисовывается в вечной дымке, пронизанной солнечными лучами, словно остатки стены, размытой волнами.

У одного из рукавов устья Бату-Кринг находится рабочая деревушка. Река, так долго остававшаяся недоступной, была тогда открыта для плавания, и маленькая бригантина Штейна, на которой я прибыл, за тридцать шесть часов поднялась вверх по течению, не подвергнувшись обстрелу. Такие обстрелы уже отошли в прошлое, если верить старшине рыбачьей деревушки, который в качестве лоцмана явился на борт бригантины. Он разговаривал со мной (я был вторым белым человеком, какого он видел за всю свою жизнь) доверчиво, говорил преимущественно о первом виденном им белом. Он называл его туан Джим, и тон его произвел на меня впечатление благодаря странному соединению фамильярности и благоговения. Они, т. е. жители этой деревушки, находились под особым покровительством белого туана: это говорит о том, что Джим не помнил зла. Он предупреждал, что я о нем услышу. Да, я о нем услышал. Родилась уже легенда, будто прилив начался на два часа раньше, чтобы помочь ему подняться вверх по течению реки. Болтливый старик сам управлял каноэ и был очень удивлен таким странным явлением. Вдобавок вся слава досталась его семье. Гребли его сын и зять; но они были юнцами и не заметили быстрого хода каноэ, пока старик не обратил их внимания на этот изумительный факт.

Прибытие Джима в эту рыбачью деревушку было благословением, но для них, как и для многих из нас, благословению предшествовали ужасы. Столько поколений сменилось с тех пор, как последний белый человек появился на реке, что даже легенды были позабыты. Появление этого существа, упавшего к ним словно с неба и приказавшего, чтобы отвезли его в Патюзан, вызвало тревогу; настойчивость его пугала; щедрость казалась более чем подозрительной. То было неслыханное требование, не имевшее в прошлом прецедента. Как отнесется раджа? Как он с ними поступит? Большая часть ночи ушла на совещание, но риск обратить на себя гнев этого странного человека был столь велик, что, наконец, они снарядили челнок. Женщины завопили, когда они отчалили. Бесстрашная старая колдунья прокляла пришельца.