Пржевальский

— Звери предчувствуют тяжелую зиму и бегут отсюда, — твердил проводник. — Худо нам будет, погибнем мы…

Он попрежнему давал один совет — возвратиться в Цайдам.

«Но об этом, — пишет Пржевальский, — я не хотел и слышать. «Что будет, то будет, а мы пойдем далее», говорил я своим спутникам и, к величайшей их чести, все, как один человек, рвались вперед. С такими товарищами можно было сделать многое!»

Пусть звери бегут к теплу, на юго-восток, — людям они не должны служить примером. Путешественники продолжали свой путь на юго-запад — к горам Куку-шили, которые длинным белым валом виднелись впереди на горизонте.

Наступила ясная погода. На солнце нестерпимо блестел снег. От этого блеска сразу стали болеть глаза и у людей и у животных. Один баран вскоре совершенно ослеп, его пришлось зарезать. Путешественники промывали верблюдам воспаленные глаза крепким настоем чая и свинцовой водой. Теми же лекарствами лечились и люди. Николай Михайлович надел синие очки, однако они мало ему помогали: отраженный снегом свет попадал в глаза сбоку. Нужны были очки с боковыми сетками, а их не имелось. Казаки завязывали глаза синими тряпками, монгол-проводник — прядью черных волос из хвоста дикого яка.

Добрались, наконец, до хребта Куку-шили. В каком месте нужно переваливать через горы — этого никто не знал. Сплошной снег покрывал северный склон хребта и маскировал приметы, по которым можно было бы ориентироваться (верблюжий помет, следы караванных ночевок). Но неожиданно цайдамский проводник взялся вести караван.

Два дня измученные люди и животные взбирались по ущельям, где чуть не на каждом шагу им преграждали путь трещины, обрывы и скалы, продирались через кочковатые болота, беспрестанно поднимались и спускались по боковым горным скатам, спотыкались и падали. И в конце концов «дорога», по которой вел их проводник, замкнулась непроходимыми горами.

Тут цайдамец признался, что он «немного ошибся». Он советовал вернуться к месту прежней стоянки, а оттуда поискать выхода из гор в другом месте.

«Мера моего терпенья кончилась», — пишет Пржевальский. Он велел дать проводнику продовольствия на обратный путь до Цайдама и прогнал его.

Как выяснилось впоследствии, монгол благополучно вернулся в Цайдам.

Путешественники остались одни. Кругом на сотни километров расстилалась безлюдная пустыня. О том, чтобы найти нового проводника, нечего было и думать. Опять, как в горах Нань-шаня, Пржевальский решил разведывать путь разъездами, чтобы не истощать понапрасну силы всего каравана блужданиями наугад.

На другой же день, одним из поперечных ущелий хребта путешественникам удалось выйти на южную его окраину. Перед ними раскинулась широкая равнина, за которою высились новые горы.

Что это за горы? Путешественники не знали даже названия хребта. Только на обратном пути, проводник-монгол, нанятый в Тибете, сообщил Пржевальскому, что местные жители называют этот хребет Думбуре. А теперь, идя без проводника, Николай Михайлович снимал на карту горы и реки, названия которых ему самому были неизвестны.

Переход через Думбуре отнял у людей и у животных очень много сил. Каравану приходилось то переваливать через гряды гор, то пробираться через замерзшие кочковатые болота, покрытые глубоким снегом. Наконец, преодолев еще одно препятствие — скалистые горы Цаган-обо, путешественники вышли в долину Янцзыцзяна, или Голубой реки, которая здесь, в верхнем своем течении, носит название Мур-усу.

В долине Мур-усу Пржевальский во время пути успешно охотился на яков. Но одна из охот едва не стоила жизни самому путешественнику.

В этот день он убил одного яка, отрезал у него хвост, заткнул сзади за поясной ремень и стал преследовать другого. Пуская в яка пулю за пулей, Николай Михайлович израсходовал все свои патроны, а раненый як не упал и бросился на него.

«Зверь, — рассказывает Пржевальский, — остановился против меня с наклоненными рогами и поднятым кверху хвостом, которым беспрестанно помахивал… Будь як поумнее и решительнее — он убил бы меня наверняка, так как на ровной долине спрятаться было негде, да и некогда».

К счастью, зверь не решился напасть на охотника, Пржевальскому удалось отползти и благополучно уйти…

За долиной Мур-усу местность стала полого повышаться к югу, а впереди над равниной показалась новая горная преграда — вечно-снеговой хребет Тан-ла.

На всех участниках экспедиции заметно сказывались последствия тяжелого странствования. То один, то другой заболевал. Все были грязны, на лютой стуже невозможно было умыть даже лицо и руки.

В холодной юрте, на войлоках, пропитанных соленой пылью, коротали путешественники долгие зимние ночи. Днем, когда зажигали аргал, в юрте не рассеивался дым, который в разреженном воздухе, особенно в облачную погоду, плохо поднимается кверху. Еще труднее приходилось тем казакам, которые помещались в летней палатке.