Псабыда

Тогда вот вам история грозы испов и великанов Южного Княжества, Псабыда, которая началась… в последней четверти двадцатого века.

Глава 2

В ту пору, то есть в последнюю четверть двадцатого века, его звали Али. Он родился в Туркужине, в семье всеми уважаемого чабана Мулида и матери-героини Тожан.

Всего Тожан и Мулид растили двенадцать детей. Али был первенцем. Имя ему дали в честь писателя и поэта Али Асхадовича Шогенцукова.

Мулид с детства знал произведения народного писателя. Не потому, что читал их – они передавались из уст в уста, как быль, истории из жизни, рассказанные хорошим человеком – цIыхуфI, как говорят адыги.

Мулид желал своему сыну такого же, всенародного, почета и выдающейся судьбы.

Что ж, судьба у Али, действительно, получилась выдающаяся, но своя, собственная; и проявлялась она, как водится, постепенно.

А в начале жизненного пути Али выделялся разве что усердием в учебе и любовью к чтению. В остальном, он рос как все: пока отец находился на горных пастбищах, Али ходил за скотиной дома, работал с матерью и младшими в саду и огороде, заботился о самых маленьких. А зимой, так же как все, он катался на коньках.

В общем, Али рос серьезным, но обычным; обычным, но опять же перспективным…

Часы в доме показывали десять утра, когда он зашел в сарай и, сев на деревянную колоду, принялся точить коньки. После утренних обязательств по усадьбе оставалось несколько часов до занятий в школе, Али хотел использовать их с толком. Старательно проводя напильником по лезвию – коньки давно были переданы по наследству младшим – Али с легким сожалением думал, что вырос из такого рода развлечений.

Шел последний, выпускной, год в школе. Дальше его ждет учеба в университете, на литературном факультете.

Вдруг сквозь лязг напильника Али услышал… да, кто-то приехал…

В следующую минуту раздался немыслимо громкий вопль матери. Отшвырнув коньки, Али выскочил во двор.

Мужчины в папахах и кепи, среди которых юноша узнавал только дядю Хамида, открывали ворота. За воротами стояли милицейские «жигули» и грузовая машина с двумя большими прямоугольными деревянными ящиками в кузове…

Сначала он не понял, почему мужчины в головных уборах и почему кричит мать. Только охвативший его страх подсказывал, случилось что-то ужасное. Когда выгрузили тяжеленный ящик и дядя обнял его, до Али дошло, что в ящике тот самый, не раз уже приезжавший туркужинцам из «горячей точки» цинковый гроб, о котором слышал столько зловещего, но никогда не видел даже краешком глаз.

Он и представить не мог, что в их черкесском мусульманском дворе окажется «русский гроб», да еще с телом отца; и телом дяди в том, что остался в кузове, чтобы заехать в соседний двор…

Дальнейшее Али помнил урывками: сбегались родственники и соседи; мать то рвала на себе волосы, то теряла сознание; в голос плакали младшие братья и сестры, пока их не увезли к себе дальние родственники.

По Туркужину неслась страшная весть о жестоком убийстве двух чабанов – отца и дяди Али, Мулида и Халида. Их убили на высокогорных пастбищах – альпийских лугах, – где сельчане традиционно пасли скот.

Туркужинские чабаны гонят скот на пастбища в начале мая, а возвращаются в селение только на исходе поры моросящего дождя. В этом промежутке – с весны и до поздней осени, от зари до темна, – в поисках лучших мест для откорма, обходят чабаны с отарой горы и холмы. С наступлением ночи охраняют скот, с помощниками-волкодавами отгоняя медведей, волков и лихих парней.

Мулид был старшим в бригаде из трех чабанов. Пасла же бригада отару овец…

Один из троих чабанов, оставшийся в живых, потому что припозднился с отгоном баранов-самцов, рассказывал, что в тот вечер слышал лай собак, будто на кошару напали волки; сначала псы захлебывались в лае, затем он перешел в скуление и совсем затих.

– Мой волкодав забегал тогда, словно подгоняя, но я и так шел, как мог; быстрее не получалось, я же гнал отару, – рассказывал он.

Этот крепкий тридцатилетний мужчина, обнаруживший своих товарищей убитыми, поседел за одну ночь. Теперь его белые волосы служили не только предметом любопытства, но и, в каком-то смысле, его алиби.

Выживший рассказал, что, вернувшись в кошару, сразу заметил на плетне свежую баранью шкуру. Сначала он подумал: наверно, были гости и собаки лаяли на них. Но где же собаки, где все?

Чабан зашел под навес и увидел разбросанную посуду, еду и пустые «водочные» бутылки. Потом обратил внимание на пятна крови на столе и деревянных скамьях.

– Я понял, что посторонних было двое, но не понимал, что пошло не так… но я уже знал, что мои товарищи умерли… и потом уж точно понял, когда увидел кровь…

Люди все прибывали, и чабан повторял рассказ вновь и вновь, отвечая на вопросы: