Псевдо

– Давай без сарказма… Но, вообще, было что-то еще…

– Что же?

– Ну… Мне показалось, что от него повеяло силой. Всего на мгновение, – Инга жует второй кусок.

– Это вряд ли. Всего день до конца, а по городу шастает кто-то с силой? – Арн разом уничтожает треть чизбургера.

– Может, упустили?

– Они-то? Если тебе все же не показалось, то его либо хотят спровоцировать на выплеск, либо на нем защита.

– Либо и то, и то, – девушка хватает тонкими пальцами, выскользнувшую из бургера котлету и аккуратно возвращает ее на место.

– В смысле?

– За ним могли начать слежку до защиты.

– Хм, – Арн расправляется с остатками чизбургера. – В любом случае, это не наше дело. И без него забот хватает. На лет двадцать вперед…

К ним вдруг подбегает рыжая пухлощекая девочка лет пяти и смотрит на Арна. На его длинную косу. Большие голубые глаза полны восторга, а ее рот расплывается в улыбке – одного переднего зуба нет.

– Дядя! Мозно васу косу потлогать? – не выговаривая половины букв, выдает она.

Арн удивлен и спешно жует. Глотает.

– Конечно, можно! Чего завис? Дай ребенку косу! – Инга пихает мужчину ногой под столом.

– А… Да, вот… – он растерянно наклоняется.

– Ух ты… Когда я выласту, то у меня будет есе длиннее! – девочка сжимает маленькими ручками косу, перебирает вплетенные кожаные полоски и, хихикая, убегает.

– Забавные эти дети человеческие, – Арн закидывает в рот один за другим кольца халапеньо.

– Ага, – Инга грустнеет и отодвигает в сторону тарелку с недоеденным бургером.

– Чего поникла?

– Потому что… Не вырастет она… – девушка осматривает людей в заведении. – Никто из них.

Мы пьем

– Сеня! Сеня, ты чего?! – мужской голос звучит отдаленно, неуловимо, но этого хватает, чтобы меня разбудить.

Холодно. Голова кругом, а в горле пересохло настолько, что, кажется, с нёба вот-вот посыплется песок. Открыть глаза получается с большим трудом. Я пытаюсь на чем-нибудь сфокусировать взгляд – выходит не сразу.

Перевернутая бутылка из-под рома на столике, распахнутые окна лоджии, через которые бесцеремонно врывается ветер, и Варя, задумчиво смотрящая вдаль.

Я все там же.

Заснул посреди «диалога». Шумно выдыхаю и жду, пока два дверных проема сольются в один.

Осуждение.

Я не могу ничего ответить – слишком сухо во рту. Если скажу хоть слово, то выкашляю рассыпавшийся на мельчайшие частицы язык. Губы полетят следом.

Слюны совсем нет.

Дверные проемы соединяются. Я плетусь на кухню, беру стакан и наблюдаю, как он наполняется ледяной водой из-под крана.

Полный.

Выпиваю залпом, и становится значительно легче. Умываю лицо и шею – свежесть.

– Сеня, прекращай! Не смешно! – тот же самый голос, что меня разбудил, доносится с улицы.

Часы на запястье: маленькая стрелка на единице, а большая на двенадцати – время для ночных криков и потасовок.

Конечно. Естественно. Под моими окнами.

– И не говори, что тебя это не бесит! – я возвращаюсь на лоджию и перегибаюсь через ее край.

Варя молчит.

Дождя нет, ветер стих, воздух наполнился отрезвляющей прохладой. На безлюдной улице тускло горят фонари – грязный оранжевый свет.

Неоновая вывеска магазина мигает одной буквой.

Из соседнего дома приглушенно звучит музыка. По мокрому асфальту проезжает красная иномарка и скрывается за углом.

Где-то вдалеке едет поезд. Гудит. Старые колеса стучат по старым рельсам.

Никаких признаков «Сени» и его друга.

– Думаешь, что показалось? – я поворачиваюсь к Варе.

Очередной вопль возвращает меня на место.

– Помогите!

Я щурюсь.

В свете фонаря появляется седобородый старик. На его глазу что-то похожее на черную повязку. Он выставляет руки перед собой, пятится назад и что-то тихо говорит второму человеку, который хрипит и приближается к нему. Медленно. По непонятной траектории.

Не я один сегодня напился. Местные алкаши.

Вопрос в глазницах.

– Да, может и не местные, – я пожимаю плечами и нащупываю лежащую рядом пачку сигарет. Подцепляю одну и щелкаю зажигалкой.

Упрек.

– Не смотри на меня так. Я же не каждый день…

Дым проходит через фильтр. Трахея, бронхи – залетает в легкие. Никотин попадает в альвеолы, всасывается в кровь и за считанные секунды добирается до мозга.

Тем временем «Сеня» с седобородым катаются по асфальту, но не дерутся. Ни намека на драку, что весьма странно для ночных алкашей.

Еще затяжка…

Никотин стимулирует выработку дофамина. Пропадает чувство тревоги, наступает общее расслабление.

– Какие-то они… – начинаю я, но меня прерывает душераздирающий вопль.

Отступает общее расслабление.

Я делаю несколько затяжек, тушу сигарету и всматриваюсь: держась за предплечье, седобородый падает на спину и второпях отползает в сторону, а «Сеня» стоит на четвереньках и чавкает. Наверное, чавкает.

Возвращается чувство тревоги.

Дикий.

Я проношусь мимо Вари и через кровать прямиком к шкафу. Внизу, между зимними кедами и сломанным роботом-пылесосом лежит аптечка.

Что взять? Все. Кидаю ее в рюкзак и на ходу забрасываю его на плечи, стараясь утихомирить вихрь мыслей в голове.

Спохватившись, ставлю Варю на место.

Удивление.

– Что? А если ранен? Скорая пока приедет, он кони двинет, – я отмахиваюсь от нее.