Псевдо

– Слышь, командир, – усмехается Барди. – Все никак «Егеря» из головы не выкинешь?

– Да… – отвечает задумчиво Хёрд.

– Не парься, скоро исчезнет. Я от этого «Мурома» тоже пока не избавился. «Муром»… Надо ж так обозваться…

– Надо идти, – я понятия не имею, о чем они говорят, но медлить нельзя.

– Да… – Барди хмыкает и перекидывает нож в правую руку.

* * *

В вестибюле на информационной стойке лежит мертвый мужчина с полностью обглоданным предплечьем. Локтевая и лучевая кости переходят в нетронутую Дикими кисть. На других телах видимых повреждений нет, но они порядком сгнившие.

«Ускоренное разложение»… Занятно.

Хёрд идет молча. Барди что-то периодически бубнит себе под нос.

* * *

Иорданская галерея располагается сразу после вестибюля. Два ряда массивных колонн, подпиравших высокие своды, условно разделяют ее на три части, и центральная упирается в широкую лестницу с красной ковровой дорожкой.

Перескочив через турникет между вестибюлем и галереей, мы держимся правой стороны.

Хёрд замедляет шаг и останавливается, касается пальцем своего уха, а затем указывает вперед. Мы застываем на месте и не сразу улавливаем тихие, прерывистые хрипы, судя по которым, где-то затаились несколько Диких.

Вот и первая встреча.

Их четверо. Стоят с запрокинутыми назад головами за одной из колонн на левой стороне. Из открытых ртов, измазанных засохшей кровью, и доносятся хрипы. У всех на шеях висят аудиогиды, а в ногах валяется пара разбитых фотоаппаратов – туристы.

Хёрд легонько стучит рукоятью ножа по колонне, за которой мы стоим.

Привлек внимание.

Первой реагирует Дикая в длинной черной футболке с большим желтым смайлом, на краю которого виднеется багровое пятно крови. Повернув голову на источник звука, она срывается с места. Мгновение – ее рука почти вцепляется в шею Хёрда, но он с совершенно спокойным выражением лица уклоняется в сторону, перехватывает Дикую за волосы и перерезает горло.

Хлынувшая кровь окончательно заливает смайл на футболке.

Вторая тварь.

Третья тварь.

Четвертая тварь.

Каждому по твари.

Хёрд встречает свою жестким «джебом». Барди – ногой в грудь.

Последний Дикий – мой. На полголовы выше, в разорванной рубашке он несется, перепрыгивая через тела, выставляет руки перед собой и готовится ко вкушению свежей плоти… Я резко пригибаюсь, подаюсь вперед правым плечом, врезаясь им Дикому в живот, хватаю его под колени и тяну на себя. Издав хриплый стон, он теряет опору, пытается извернуться, чтобы встать ногами на пол, но я без промедлений бросаю его на спину и наваливаюсь сверху всем весом. У Дикого перехватывает дыхание, и внезапно из него вырывается кровавый кашель.

Прямо. Мне. В лицо.

В глаза. В рот.

Я отплевываюсь, перехватываю нож острием вниз и вонзаю его в горло твари. Булькающие хрипы… Застывшие выпученные глаза… Тишина.

– Без меня справляешься?

– Пока что, – говорю я, усмиряя нарастающую жажду крови.

Этот голод. Рвется завладеть мной… Убийство – небольшая порция на пути к его утолению.

Ловлю на себе взгляд Хёрда.

– Забылись мы… Надо бы потише, иначе живыми не выберемся, – нахмурившись, он вытирает лезвие ножа о штанину.

Барди молчит, а я согласно киваю. Здесь нам повезло – никто на шум не сбежался, но в следующий раз удача может быть не так благосклонна.

Продолжая держаться правой стороны, мы двигаемся дальше и останавливаемся только у основания лестницы, вслушиваясь, нет ли никаких звуков сверху.

Мое сердцебиение вдруг учащается, виски сдавливает жгучей болью, а перед глазами на секунду все расплывается в неясной дымке.

– Только не сейчас… – шепчу я, стараясь отогнать грядущую галлюцинацию…

На красной ковровой дорожке, поднимающейся по ступеням, появляются прозрачные силуэты. Сначала несколько, затем их все больше и больше. Размытые лица… Они занимаются своими делами. Стоят, ходят, говорят… Разобрать, что именно я не могу. Множество слов сплетаются друг с другом в галдеж, напоминающий жужжание пчелиного роя.

Его нарушает детский смех: на лестницу забегают двое ребятишек и замирают у силуэта, начинающего обретать черты. Проявляется платье цвета лаванды, светлые туфли, седые волосы, собранные в «дульку»… Морщинистое, доброе лицо…

Бабушка…

Девочка рядом – шестилетняя Варя, а мальчишка – я. Мне было пятнадцать.

– Варюша, подскажи-ка нам, как называется вот эта мраморная лестница? – бабушка с улыбкой смотрит на внучку.

– Иорданская!

– А почему?

– Потому что на Крещение по ней царь спускался со своей семьей к проруби специальной в Неве – иордани! – выпаливает Варя.

– Умничка моя! А как раньше она называлась, Кристофер? – бабушка всегда называла меня полным именем, чтобы я чувствовал себя взрослее и серьезнее. Мне это нравилось.

– Посольская. Потому что по ней послы разных стран поднимались для Аудиенции, – без запинки отвечаю я.

– Вот молодец, – бабушка гладит меня по макушке и ведет нас наверх, рассказывая о статуе «Владычица» и декоративных скульптурах, которые украшают стены. А мы с Варей, затаив дыхание, внимательно слушаем…

Все исчезает внезапно, как по щелчку. Словно ничего и не было. Только в голове еще отдаленно звучит голос бабушки.