Что же касается Кирилла Журавлева, то он определенно мудак, хоть я и ощущаю к нему некоторую симпатию. Но это именно он мудак, вопреки его убеждению, что мудак-то на самом-то деле Митя Кузьмин, коему он просил меня это своё мнение передать, что я и делаю в несколько извращённой форме. И говоришь ты, Кирилла, хуйню, хоть, опять-таки, отношусь я к тебе с симпатией, и цитаты у тебя мудацкие, и цитируешь ты мудаков, несмотря на моё к тебе, в общем-то, расположение, ибо много общего я усматриваю между тобой и таким, каким я был или мог стать. Прости, Кирилла — всеведущая мудила…
А цитаты у тебя, честное слово, мудацкие. «Я шучу, когда говорю», «я шучу, когда говорю, что я шучу», «я шучу, когда говорю, что я шучу, когда говорю, что я шучу, когда говорю, что я шучу». ХУЙ-НЯ!..
Сегодня в лесочке, в районе «Белых столбов», где в своё время у Вовочки (так называл его Серёжа Мишин) была дача, одна из матерей «Псевдо», иначе говоря, псевдомать, целовала меня в волосатую грудь. Очевидно в шутку, конечно.
Я совершенно не могу писать за столом. Видимо, я вообще ненавижу столы. Что может быть хуже стола? Разве что стул. Что может быть хуже стула? Разве что пол. Что может быть хуже пола и иже с ним потолка? Разве что дом. Что может быть хуже дома? Разве что Человек. Что может быть хуже Человека? Хуже Человека не может быть ничего…
Уже целую неделю меня мучают сны о вынужденных женитьбах. Видит бог, я этого не хочу. Даже странно. Ведь хотелось раньше любить и сейчас, наверное, хочется. А если любишь, то значит надо жениться, поскольку нет никакой возможности находиться без любимого существа ни единой секунды. Но отчего же так не хочется больше жениться? Неужели мне уже не хочется больше любить?..
Сегодня приснился финальный сон этой свадебной тетралогии: якобы вернулась ко мне Мила со словами вроде того, что очень любит меня и не может без меня жить. И вот я убеждаю себя в том, что только этого-то я все эти годы и ждал, и с какой-то очень странной, может быть, и уже не совсем радостью, я снова женюсь на ней, усыновляю её дочку Машеньку, и какой-то вялый, совершенно безысходный ужас пронзает всё моё существо. Неужто я такой подонок?! До чего ж обидно! Ёбаный в рот! До чего ж обидно! Милушка, ангел мой ёаный, до чего ж обидно!..
А почему я непременно подонок? Да потому что, когда я хотел вернуться к Алёнушке, она меня хуй пустила, хоть и любила на самом-то деле. Действительно любила, хотя, конечно, в меру своих способностей. У каждого, как известно, своя мера способностей к любви.
Может быть, я, конечно, ошибаюсь, но я не встречал людей, превосходящих меня по своей способности к любви. Разве что Зачка, которая любила Илью Одесского или дуловская Амаличка.
А ты, Машенька Варденга, прости. Я не хотел обидеть тебя, бедная, добрая девочка. Прости. Я сказал, что сказал.
Так вот, Лена не пустила меня к себе, когда я хотел к ней вернуться. Что ж, не мне её винить. Никто не хочет напрягаться. Это естественно, блядь. Только от этого грустно…
По всему по этому и получается, что я подонок, ибо Милу к себе во сне, считай, не пустил…
А Мэо мне сегодня одну поговорочку подарил: «Весна — щепка на щепку лезет». И ещё я о двух людях совершенно не могу писать: об Илье Гавронском и Алёше Сапожникове. Хорошие люди. А Гофман здесь не при чем. У романтиков одна чушь в голове. И в книжках у них всё про неправду написано.
Чёрт возьми! Мне не дают вздремнуть даже десяти минут. Позвонил Вова и хочет сегодня репетировать, а, надо сказать, из-за него, собственно, репетиция сегодня и отменилась. А теперь целый дом народа у меня к вечеру наберётся: всякие Шефы, Добридни, Жени, вокалистки по имени Ганны. Полный маразм. Тут ещё и Вова притащится. Наверно, это всё к лучшему. И «Псевдо» мне надоел. И буквы я опять-таки ненавижу. И литература — сплошное говно. На хуй, блядь, заебало всё! Что делать — не знаю… Хочется какую-нибудь гримасу скорчить и зарычать по-звериному.
Надо сказать, что Вова на репетицию так и не приехал. Позвонил в пол-восьмого вместо того, чтобы явиться в семь ко мне домой, и сказал, что вернулся домой. Вот такая вот потебня получается. Потебень. Гребень волшебный у серенького волчка меж зубов. Иван-царевич, как в старые времена, скачет себе верхом по дремучему лесу, а в колчане ещё десять стрел…
Я, видимо, немного задел Ганю за живое, когда сказал, что поэзией в общепринятом смысле слова может заниматься сейчас только неэрудированный человек. Прости меня, Ганя! Может быть, я ошибаюсь, но, по-моёму, я всегда прав. Да и ты, Ганя, права. Да и кто угодно.
И всё-таки, Добридень-Добридень, ты всё-таки добрая девочка или нет? Ты всё-таки дурочка, как и все, или действительно друг мне? Хуй его знает. Чей хуй знает? Мы об этом уже говорили. Известно чей. Что-то не нравится мне этот хуй, который тебя так хорошо знает. Опять-таки, прости меня, милочка. Кви-кви-кви. Ква-ква-ква. Слон поёт «бу-бу-бу».