Псевдоним(б). В поисках Шекспира

Александр не верил своим глазам. Он был далек от политики, да и вообще от общественной жизни, а уж тем более от церковной. Когда его друзья, «верующие попы», как он их называл, показывали ему видеозаписи того, как нынешний патриарх, а тогда еще председатель отдела внешних церковных связей Русской православной церкви, служил молебны на одной сцене с язычниками-папуасами, Александр особого неприятия не испытывал: прикольно! Когда ему показывали в Интернете, как жена президента стоит в алтаре на патриаршей службе, он тоже не возмущался – сам-то он в алтаре был только один раз, когда его младенцем крестили. Но теперь, узнав о всесильном «Опус Деи», ему вспомнились горькие слова про экуменизм и всемогущество Ватикана.

Но если эти опусдейцы и вправду так влиятельны, что меняют правительства и режимы, если обладают такой властью и так прекрасно обо всем осведомлены, то зачем им мог понадобиться Александр? Или Татьяна? Александр не на шутку испугался.

Он еще раз припомнил события в Москве. Звонок Мигеля раздался, когда сам он только что получил британскую визу и собрался ехать к Тане. Она сразу же после его приезда отправилась в «Опус Деи». Интересный треугольник получается: Мигель – Таня – «Опус Деи». И еще: Мигель советовал ему жить спокойно с женой, хотя не знал, что Александр женат. От него не знал. А так, выходит, знал. Получается, Таня… Нет. То есть что нет? А что получается? Как-то они ее использовали в своих интересах, наверняка убедив, что пытаются помочь и ей, и мужу. Только так. Во вред Александру она действовать не будет. Значит, хотела как лучше. Но где она теперь?

И еще. Проснувшись на другой день после ночной попойки с Мигелем, Александр далеко не все помнил…

Весна 1581

Проснувшись утром, Уилл почти ничего не помнил. Ни как он вернулся домой (это бы ладно), ни где был и что делал. Остались только физические ощущения – тряска в карете да натертости от тугой повязки на глазах.

Все остальные впечатления вытеснились сном, в котором он увидел свою младшую сестру Анну, неожиданно умершую два года назад, в апреле 1579 года. Неожиданно почти для всех, но только не для него.

Сестренка всю ночь нежно ласкала его, а он ее. Во сне совершенно не имело значения, что бедняжке не успело при жизни исполниться и восьми лет, хотя сейчас ей было бы уже десять. Да, пожалуй, Шакспер и видел ее во сне десятилетней. За эти два года она выросла… Тело десятилетней Анны Шакспер, а лицо… Лицо все время менялось. То это было невинное личико сестренки в пятилетнем возрасте, то лицо двадцатипятилетней Анны Хэтуэй, которая зловеще улыбалась. Ласки были настолько изматывающими и бесконечными, что Уильям проснулся от ужаса в холодном поту, едва за окном посерело.

Перед его мысленным взором опять вдруг начали вставать картины недавнего прошлого, которое он изо всех сил стремился забыть.

Все случилось в том же последнем для его сестры Анны 1579 году. Девочка росла под строгим наблюдением няни. Откуда взялась эта еще молодая женщина – а ей на вид не было и тридцати, – никто толком не знал. Ходили слухи, что в юности ее изнасиловали в Арденском лесу, отец-крестьянин прогнал ее, беременную, из дому. Благо все произошло летом, потому девушка выжила и постепенно приспособилась к бродячей жизни, но ребенка потеряла – был выкидыш.

Джон Шакспер оставил ее при детях из жадности: когда в 1571 году у него в доме появился четвертый ребенок, стало ясно – его жена Мэри сама не справится со всеми делами.

К тому же в эти годы у Джона начались трудности с деньгами, и нанять няню было просто не на что. А Патрисии никакой платы за работу не требовалось, она и так была рада крыше над головой да ежедневному столу в доме Шакспера. Уильяму исполнилось семь лет, и за ним уже никакого особого ухода не требовалось, но пятилетний Гилберт и двухлетняя Джоан, не говоря уже о только что родившейся Анне, нуждались в присмотре.

Получается, что Патрисии тогда было лет двадцать. Она зашла на кухню дома Шаксперов, как заходила во все дома, если ее не прогоняли с порога.

У Джона Шакспера еще стоял в ушах крик новорожденной, и он ходил по дому злой: опять девочка, значит, не помощница в деле, а приданое за ней придется давать. Правда, первые две дочери Шаксперов прожили совсем недолго: Джоана умерла почти сразу после рождения, а Маргарита не прожила и двух лет. Но вот Джоане Второй исполнилось уже два года, и она была полной крепкой девочкой. И вот еще одна! Шакспер уже подсчитывал в уме, во что ему обойдется новый ребенок, как вдруг к нему неожиданно пришла кухарка с сообщением о голодной бродяжке.

– Этого еще не хватало! Немедленно гоните ее в шею! – Но пока кухарка, извиняясь и приседая, разворачивалась, чтобы потихоньку уйти, Джон передумал. Вернее, не передумал, а решил не торопиться. – Ладно, пусть подождет пока. Я подойду.

Вечером Шакспер заглянул на кухню посмотреть на приблудшую. Какие-то лохмотья прикрывали высокую грудь, черные вьющиеся волосы давно не чесаны.

– Я подумаю, что с ней делать. Пока посадите ее в лохань, пусть отмоется.