Псевдоним Венеры

– Он сам умер! – самодовольно заявила Лера. – А ты мне только помогла! Что ж, Галечка, отправишься теперь в колонию, посидишь там, подумаешь о смысле жизни и смерти! А я останусь на свободе и буду наслаждаться тем, что являюсь единственным ребенком своих туповатых родителей!

Галя знала, что Лера нагло ее провоцирует, добивается, чтобы она напала на нее прямо в зале суда. Поэтому Галя, потупив взор, приказала себе не поддаваться на провокации.

– И отчего-то у меня такое предчувствие, что из колонии ты уже не выйдешь! – заявила напоследок Лера. – Потому что тебя оттуда переведут прямиком в дурдом! Там тебе самое место, Галечка!

Она даже приблизилась к ней с распростертыми объятиями, чтобы обнять и поцеловать кузину, но Галя отшатнулась. Скривившись, Лера подмигнула ей и вдруг заголосила на весь зал, схватившись при этом за глаз:

– Она в меня плюнула! И сказала, что убьет так же, как убила несчастного Никиточку! Заберите ее немедленно, заберите!

Галю увели и отправили в колонию для несовершеннолетних под Брянском. Колония представляла собой некую помесь пионерского лагеря и тюрьмы. Ее обитательницами были девочки-подростки, совершившие преступления и страдавшие психологическими проблемами.

Ничем таким Галя не страдала, однако заключение бородатого профессора сыграло свою роль – ее определили на прием к докторше, которая пыталась помочь девочке справиться с болезнью.

В остальное время заключенным был прописан свежий воздух и постоянный труд. Галя достаточно быстро освоилась в колонии – если она говорила то, что хотелось слышать докторше, то та расцветала и хвалила ее. Стоило, правда, на первых порах заикнуться о том, что во всем виновата Лера, как толстая докторша краснела, начинала сердиться и требовала от Гали говорить правду и ничего кроме правды.

Поэтому приходилось врать. А по ночам, ворочаясь с боку на бок в продавленной постели, Галя думала о том, что рано или поздно выведет на чистую воду мерзавку Леру. Только вот как? Сначала ей предстояли долгие годы в колонии, а потом?

Со временем Галя начала понимать: Лера была права. Многие из девиц после отбытия срока не выходили на волю, а становились пациентками закрытой психиатрической лечебницы. Неужели и ее ждало нечто подобное? Но она же всегда считала, что добро всегда торжествует над злом. А выходило все наоборот. Лера убила Никиту и осталась на свободе, а ее заперли в колонию по обвинению в преступлении, которого она не совершала.

Но разве ей было мало истории с родителями? Уже тогда она поняла, что в этом мире все далеко не так, как говорят взрослые. И что правда не поощряется, а ложь зачастую возводится в ранг истины. Мерзавцы и злодеи торжествуют, а те, кто пытается их разоблачить, оказываются в тюрьме или умирают.

Своими мыслями Галя предпочитала ни с кем не делиться, потому что докторша точно бы не поняла ее, а у прочих девочек были собственные проблемы.

Но хуже всего было не это. Хуже всего была Матрена. Матреной, или, вернее, Матреной Харитоновной, звали заместительницу директора колонии, высоченную, словно аршин проглотившую особу непонятного возраста, с рыжим перманентом, всегда намазанным красной помадой ртом и золотым зубом впереди.

Матрена обожала командовать и издеваться. И привыкла, чтобы ей все подчинялись. Тот, кто пытался бунтовать, подвергался ряду мер, которые должны были сломить его волю.

Директор колонии полностью передоверил управление Матрене. Говорили, что он ждет не дождется возможности уйти в самом скором времени на пенсию, а Матрена была самой вероятной кандидаткой на его место.

Матрена с самого начала невзлюбила Галю. Она не упускала возможности дать ей подзатыльник, отвесить удар тяжелым сапогом или прилюдно унизить. В самом начале Галя попыталась дать ей отпор, но за это тотчас была препровождена в карцер, где провела целую неделю. За это время девочка хорошо подумала и пришла к выводу, что с Матреной ей не справиться и что если она будет открыто идти с ней на конфликт, то Матрена раздавит ее, как букашку.

Поэтому Галя терпеливо сносила издевательства Матрены, которая, впрочем, скоро переключилась на новеньких. Однако о Гале она не забыла и вызвала ее однажды к себе в кабинет.

Галя перешагнула через порог и увидела Матрену, восседавшую за огромным письменным столом, над которым висел портрет Генсека Черненко. И вдруг Галя вспомнила: именно о нем вели тогда речь мама и папа на кухне, именно его прихода к власти ждали фигуранты «бриллиантового» дела.

Поигрывая ручкой, Матрена взглянула на Галю и, не предлагая ей сесть, заявила:

– Я вижу, ты образумилась, Митрохина! Ну, давно бы так! А то пыталась бузить. Но я такое быстро пресекаю!

Галя молчала, понимая, что Матрена позвала ее зачем-то вполне определенным и уж явно не затем, чтобы читать нотации.

– Но не все такие сообразительные, как ты, – продолжила заместительница директора, – поэтому мне нужно знать, что прочие девицы делают, о чем они говорят, что они затевают!

Галя поняла: Матрена желала сделать ее своей стукачкой! Позорнее и гадливее занятия Галя себе представить не могла.