Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования

Обзор de visu 1035 номеров газеты «Слово» и 13 выпусков еженедельника «Наше слово» (с ноября 1925 г. по август 1929 г.) дает вполне определенный реестр «аббревиатурных» подписей, часто сокращенных до двух и одной литер, они были поставлены под более чем шестидесятью публикациями, среди них встречаются следующие: А., Аэль (А. Л.), В. К-зе, Е. М.О., В. Ф., Я. Эй-н, Д. С., С. В-ий, А.И, С. Г., В. Ф., Лев К., В. О-в, К., З-ъ, П., С. Ш., Д. Д-ов, С. С., Фита, Н. И.М., Л. К. (Лека), Борис Ф., С. С.С., Н. Б-в., Л. Б., БВИ, Р. А., Ив. З., А. Д., М., В. Эй-ич, Л. Б., Л.Б-г, Б. М., С.Л-ни, Д.Д-в, С. А.И., Е.М-ая, И. Н., В. П-н, Н. З., В. М., И. С., В. Л-ар, М. Д-н, Бр., А. М., Г. Д., Н., Т., Л., Т., Н., Н. А. Среди этого инициального ряда ЛК встречается нечасто: кроме упомянутой статьи о старце Федоре Кузьмиче Лукаш подписался так под двумя статьями о русских художниках, приуроченными к датам их памяти[448].

Поводом к созданию газетной статьи с интригующим подзаголовком «Новые данные о загадочной личности» послужили, как представляется, три обстоятельства. Первое из них – это экзистенциальная для духовной жизни Лукаша тема масонства: – еще в бытность свою в Берлине, а затем в Риге и позже в Париже он был близок к литературным группам, связанным с масонством[449]. Предлагая читателям «Слова» дешифровать «записи на лентах из мешочка», о котором старец будто бы сказал: «В нем моя тайна», – Лукаш настойчиво указывает на масонские знаки и символы:

Надпись на обратной стороне одного из листочков означает, вероятнее всего, дату прибытия Федора Кузьмича в Боготольскую волость – 1837 г. 26 марта в 43 партии ссыльных, что вполне согласуется с соответствующими справками. Что же касается лицевой стороны этого листочка, то, по-видимому, это ключ к масонскому шифру, а записи на другом листочке представляют какие-то формулы или выражения, написанные по масонской тайнописи. […] Форма листочков, – в виде лент, – тоже была в употреблении у масонов. Масонских шифров cуществовало очень много, и весьма возможно, что работы специалистов по русскому масонству могут дать очень много для разгадки «тайны» Ф. К. […] Таким образом, признавая даже вполне доказанным, что Ф. К. не был Александром I[450], все-таки остается еще неразгаданным вопрос о том, кем же он был на самом деле[451].

Во-вторых, легенда о старце волнует писателя Лукаша, так как в это время он работает над историческим сюжетом из эпохи 1812 года, романом «Пожар Москвы», который издаст уже в Париже в издательстве «Возрождение» в 1930 г. В описываемый период Лукаш публикует в латвийской периодике несколько исторических сюжетов о кончине Павла I и о его призраке, увиденном в зеркале сыном-отцеубийцей, о «дней Александровых прекрасном начале», о войне с Наполеоном и др., некоторые из них будут включены в ткань романа. Одна из глав будущего романа, «Исход московский», вышла в юбилейном номере журнала «Перезвоны» к 115-й годовщине Отечественной войны[452]. Эта публикация предваряет эссе Н. Бережанского, с которым Лукаш ознакомился, и оно было близко ему по отражению концепции нравственного перелома – одной из сюжетных коллизий будущего романа. Манифестация мотива искупления в эссе фольклориста Бережанского[453] подается в смысловом ключе народной «историософии»[454], что корреспондирует с отражением фактов истории в «Пожаре Москвы», текста, пронизанного масонскими коннотациями.