Пшеничное зерно и океан

Огневичок, очевидно, забыл совет Бриллианта. Увлёкшись, он наблюдал за знатными гостями. Они старались перещеголять один другого, восхваляя красоту Княжны, и она дарила их лучезарной улыбкой. Очень радовался и Огневичок, но скоро он заметил нечто такое, что заставило его опечалиться.

Любопытной белой складочке на юбке Княжны захотелось получше рассмотреть шпагу одного принца и она неосторожно выглянула из-под атласного платья.

— Тебе не позволено вылезать дальше обшитого жемчугом края её платья, — прикрикнула на неё одна придворная дама.

— Убирайся сейчас же! — рассердилась и Княжна.

Но белая завитушка никогда не видала собранных вместе таких блестящих молодых людей. Она притворилась, что предупреждения относятся не к ней. И тогда случилось нечто совсем неожиданное. Несколько красивых девушек поклонились Княжне и с пленительными улыбками стали уверять её, что эта непослушная складочка ей очень идёт. И с её позволения, как только они вернутся домой, так сразу же сошьют себе такие платья.

— Уговаривают её так, будто она какая-нибудь больная, — подумал Огневичок, и ему стало не по себе. Только нездоровый человек не может не видеть, что всё это ложь. И он спросил у Бриллианта, не больна ли Княжна.

— Что? Больна? Не будь смешон. Не видишь, что ли? Цветёт от избытка здоровья.

С тех пор, как он помнил себя, ему не приходилось слышать такие нелепые вопросы.

— Тогда объясни мне, почему ей не говорят правду, — не переставал допрашивать Огневичок.

— Ты так глуп, что если я и дальше стану тебя слушать, то, чего доброго, тоже поглупею. Не спрашивай меня больше о таких вещах. Или объясняй себе сам, но только не вслух. Если ты меня не послушаешься, я вынужден буду попросить кого-нибудь взять тебя, чтобы отделаться, наконец, от такого назойливого соседа.

Огневичок пытался понять, отчего на Княжну продолжал сыпаться целый поток похвал. Точно она какая-нибудь слабенькая или болезненная. И тогда он воскликнул, что отдаст всю свою силу княжеской дочке, но только для того, чтобы она могла различать правду и ложь. Потому что, пока она ещё не ослабла, то обязательно ослабнет, если будет слушать только одни похвалы.

— Я всегда буду говорить тебе правду и всегда буду верен тебе.

Он ожидал, что Княжна, будет благодарить его. А она так разгневалась, что швырнула его в железную коробку.

— Вот теперь и спи в темноте, — ещё больше рассердился на него Бриллиант.

— Я ничего плохого не сказал, — оправдывался Огневичок.

— Ты просто не знаешь, что такое эти князья, — не оставлял его в покое Бриллиант. — Если ты хочешь кого-нибудь из них обидеть, то скажи ему, что он болен и что ты готов дать ему свою силу, чтобы помочь. Князьям не предлагают дружбу, они любят, чтобы им служили. И какой дьявол свёл меня с тобой! Если бы я знал как, сейчас же бы отвязался от тебя.

Но хотя это и был сверкающий бриллиант, он не мог сделать того, чего желал.

На балу

Через несколько дней Княжна получила приглашение на бал от одного Принца, который ей очень нравился. Для этого бала было сшито специальное платье, которое она сама вышила жемчугом и золотом. Она распустила на плечи свои золотые волосы, и лицо её, разгорячённое ожиданием предстоящей встречи с принцем, засияло, как маленькое ночное солнце. Такой прекрасной её не видели никогда.

Железная коробка скрипнула, и Огневичок, онемев от счастья, снова очутился в мягкой ладошке Княжны. Она так же, как и раньше, приколола его к платью таким образом, что он оказался близко к её сердцу.

— Одна золотая Монета сказала мне, что заключение в коробке — это особое отличие. Пусть это и так, но всё же блестеть на атласном платьице приятнее, чем сидеть во тьме железной коробки, — прошептал кусочек золота.

— Я не думаю ни о чём, не думай и ты, — посоветовал ему Бриллиант. — Буду ли я здесь или где-то в другом месте — в царской короне или заброшенный в грязь — мне всё равно. Я не привязываюсь душой ни к кому.

— Как это — "не привязываюсь"? — удивился Огневичок.

— Все хотят меня иметь, а я сам никого не хочу. Если они привязываются ко мне, то что мне печалиться о них? И к тебе, и ко мне стремятся все. Нам дают даже более высокую цену, чем мы заслуживаем.

— С тех пор, как мы познакомились, — признался Огневичок, — это первый разговор, который мне нравится.

— Я безразличен к похвалам. Если бы я мог назвать тебя своим приятелем, твои слова обрадовали бы меня.

— А что тебе мешает назвать меня так?

— Не могу. Хоть мы с тобой и вместе, а не нужны друг другу, можем спокойно обходиться друг без друга. Я на всё смотрю равнодушно. И прошу тебя — больше не докучай мне разными вопросами. В течение своей долгой жизни я понял, что самое прекрасное — это спать и показывать всем свою красоту.

— А когда ты засыпаешь, то не перестаёшь блестеть?

— Однажды стряслось и такое. Я так глубоко заснул, что совсем погас.

— Тебя ругали?