Пшеница и плевелы

ну, свиной закуток чище-с; сор, паутина, а на диванчике драном барин Юрий Петрович, краше в гроб кладут-с. Я так и взвыл, на колени кинулся.Батюшка барин, что с вами? Как вы сюда попасть изволили, батюшка? А он мне так спокойно: ничего, Афродиша; деньги я чужие потерял. И рассказали целую историю-с.

Деньги они тогда же сполна получили и зашли в Бубновский трактир. И подвернись им на грех полковник Древич, вы не изволите знать-с? С барином нашим в одном полку служили.

- Знаю.

- Ну, известное дело: сели закусить. Что уж там было и как, барин припомнить не могут, а очнуться изволили они у полковника. Хвать-похвать, ан бумажника-то нет.

- Так.

- Полковник им резоны начал представлять. Деньги, слышь, через полицию разыщем, а ты покамест оставайся у меня. Юрий Петрович и жили у них ровно две недели. Только накануне Ивана Постного полковник вдруг приказали закладать лошадей. Служба, дескать; никак нельзя. И уехали в Арзамас. А барину беленькую покинули.

- Ну?

- Оставил я Юрия Петровича до послезавтраго. Обязался денег достать.

- Откуда?

- И сам не знаю-с. Авось Господь пошлет.

- А Мишель? .

- Их я еще чудней сыскал. Как только, значит, с барином расстался, вхожу в трактир Обжорииа, глядь, а барчук тут как тут. Винцо пьют и в карты играют.

- В карты?

- Так точно-с. С ним двое каких-то: один, похоже, подьячий, а другой, надо быть, гусар. И сразу видать, что барчук проигрались: страсть сердиты. Я, мол, пожалуйте, сударь, со мною: барыня беспокоятся. Так он меня чубуком.

- Ну вот что, Афродит: я сам туда съезжу.

- Пирожки, пирожки! Слоеные с говядиной, кондитерские с яблочком!

- Муромские калачи, калачики горячи!

- Вот пышки, блины, оладьи!

- Огурчики из Подновья, астраханские арбузы, персидский виноград!

- Анис и малет, едят и хвалят; яблоки садовые продаются!

- Лежит Лазарь, лежит весь изранен...

- Подайте слепому Христа ради.

- Ты прекрасная мати пустыня...

- Перцу, перцу!

- Пряники тульские, вяземские, тверские! На имбире, на малине, на мяте, на цукате!

- Московская коврижка, калужское тесто! Папошник медовый!

- На украшение святой обители...

- Бог спасет.

- Пожертвуйте на колокол, рабы Господни!

- Перцу, перцу! Цареградский, ариванский, забалканский! Перец запа-лющий, самый злющий! Перец жжет и палит и старуху набок валит!

- Пирожки, пирожки!

- О, птица

Синица,

Твои крылья золотые

Улететь от нас хотели!

- Смотри, как донской казак Платов разит французских солдатов и как Наполеон готовит суп из ворон. На здоровье, голубчики!

- Когда легковерен и молод я был, Младую гречанку я страстно любил.

- Помогите благородному человеку. Же ву при кельк шоз. Служил в кавалерии, в артиллерии, в пехоте и во флоте. Был у Шереметева певчим, теперь ходить не в чем. Жена вдова, дети круглые сироты. Будьте благодетелем.

- Перцу, перцу!

По дребезжащим половицам прошел Николенька в большую грязноватую комнату.

Между развалившимся буфетом и хромым диваном, под осыпавшейся люстрой, спит за столом среди тарелок и стаканов, уткнувшись лицом в груду карт, растрепанный Мишель.

В углу за бутылкой беседую! двое. Короткая пауза. Усач в голубом гусарском доломане проворно вскочил и с достоинством расшаркался перед Ни-коленькой.

- Вы кстати подоспели, милостивый государь. Нам необходимо расчесться с вашим приятелем.

- А много он проиграл?

- Только двадцать тысяч.

Мишель приподнял голову и зевнул. Опухшие сонные глаза уставились на люстру.

- Мишель, образумься.

Мишель захохотал и, прыгнув, как кошка, потащил Николеньку к окну.

- Слушай: сейчас мне привиделся сон. Сижу я здесь, понтирую, и вдруг вбегает маленький белый олень с золотыми рожками. А за ним старик. И слышу: поставь на пе три раза три тысячи.

Николенька бросил на грязную скатерть пачку ассигнаций.

- Мне удалось занять три тысячи ровно.

.......................................................................

В гербе Мартыновых щит делится на две части. В верхней на серебряном поле из облака выходит в латы облаченная рука с мечом. В нижнем по полю голубому меж двух серебряных звезд полумесяц рогами кверху; над ним третья звезда.

- Ну, поздравляю, Мишель: сон в руку.

- Погоди, сначала разочтемся. Я выиграл двадцать четыре тысячи. Двадцать по картам, три тысячи твоих, остается еще одна.

- Давай ее мне. Подарю Афродиту на свадьбу.

- Хорошо. Только жаль, что ты выгнал банкометов. Славные они, особенно гусар.

- Стыдись, любезный. Что за дружба с шулерами?

- Ну, так еще шампанского! За твое здоровье.

- Послушай, Мишель, нам надо поговорить. Объясни, пожалуйста, откуда у тебя такие замашки? Владимир уверяет, что эта манера твоя, а мне сдается, что ты и сам своей манере не рад. Почему ты не хочешь сдержать себя?

- Мне так нравится.

- Неужели природное чувство долга совершенно отсутствует в душе твоей?

- Сказать тебе правду, Николенька? Мне все равно.

В книжном шкапу Соломона Михайлыча три полки.

На верхней большая Елизаветинская Библия в темно-коричневом с медными застежками переплете, творения святых отцов и требник Петра Могилы. На корешках желтой кожи тисненые серебряные литеры; обрез красный.