Псих

– Ч-ч-чего у тебя не было? Может, змеюка бы злиться на меня перестала, если бы из тебя что-нибудь получилось.

– Так у нас девочки постоянно отвечают.

– В топку девочек. А хотя что за девочки?

Когда-то я провернула на своих однокурсницах такой номер – прислала им ссылки на псевдоконкурс интернет-красавиц. Дедлайн голосования (случайно?) совпал с окончанием семинара, на котором мне нужно было ответить, чтобы меня не отправили на повторный курс. Поэтому пока они дома с выпученными глазами строчили комменты в свою поддержку, я разливалась соловьем целую пару. Сейчас, правда, у нас на факультете вай-фай, поэтому еще раз номер не пройдет.

– Я зато контрольную на семьдесят написала, – застенчиво говорит Марселла, – а все остальные на восемьдесят.

– По барабану, как написали остальные. Когда ты будешь писать на девяносто, а все остальные на сто, вообще никакой разницы не будет. Списывала?

– Списывала, – довольно говорит она. Повисает многозначительная пауза.

– Давай рассказывай уже, что не так.

– Все так, – говорит она. – Алиса, это не то, что ты думаешь.

– О господи, – говорю я. – А что это?

– Ну… Ну, то есть я слышала, как вы разговаривали по телефону, и мне стало интересно, как он выглядит. Потом на вокзале, уже здесь, ты их увидела вместе и расстроилась.

– Если ты так же связно контрольную написала, я удивляюсь, как у тебя вообще выше плинтуса что-то получилось. Наблюдательная ты моя.

– Н-несмешно, – говорит Марселла сурово, – а я за ними пошла и проверила. Никакая это ему не баба. Родственница. Не расстраивайся.

– И вешает трубку.

И что, спрашивается, мне делать с этим маленьким Франкенштейном, который все замечает?

Верный признак честности моих родителей, которые ничего не сыплют мне в еду – это то, что мне снится цветной сон, в котором я даю пресс-конференцию толпе журналистов с микрофонами.

Почему бы вам не покончить с собой?

А что я потом буду делать?

А уйти из дома, например, вы не пробовали?

Пробовала.

Что же вам помешало?

Я передумала.

Или, скорее, я вытащил тебя из автобуса, – говорит Райдер, который почему-то сидит во втором ряду.

Хоть тут ты можешь оставить меня в покое? Тоже мне борец за правду.

Скажите, вы не пробовали альтернативные методы лечения?

Это какие, уринотерапию, что ли? Я пробовала гипноз.

Он вам не помог?

Помог, – сообщает Райдер, сверкая глазами, – просто она его боится, потому что начинает всех прощать. А когда она начинает всех прощать, внезапно появляются старые знакомые, которые почувствовали, что их простили. И это, видите ли, очень страшно.

Отстань. Дело совсем не в этом. Дело в том, что сначала мне помогало, а потом я стала выпадать во время сеансов, и это очень неприятно, как будто ты спишь – а тебя кто-то пинает в голову.

На этих словах я тяжело и резко просыпаюсь, как будто меня действительно кто-то пнул, а когда я опять засыпаю, мне снится, что моя кровать – вместо задней парты в одной из наших университетских аудиторий. Я открываю глаза – я лежу под своим одеялом в своей пижаме, а вокруг сидят мои нормально одетые одногруппники, а преподаватель говорит:

– О, Алиса, вы проснулись, присоединяйтесь к нам. Мы обсуждаем термоядерность Джойса.

– Мне все равно, что вы обсуждаете, – говорю я, – вон все из моей комнаты. Развели тут мусорку. Вызовите моего шофера кто-нибудь.