Псих, а может, и не псих...

Профессор дал вести мне больного и обещал на примере этого случая помочь мне написать кандидатскую работу. Я не знаю, что повлияло на нашего опытного учёного и известного во всём мире специалиста, но он совершил, на мой взгляд, некорректный поступок, отстранив без особых на то оснований от дела ведущего лечащего врача, то есть меня, и назначил на моё место безусого ординатора. Моему возмущению нет предела, и думаю, что большое собрание поддержит меня и восстановит справедливость.

Один из пожилых врачей с места заметил:

— Лидия Николаевна, Вы возмущены поведением профессора или пациента? Или просто амбиции Ваши зашкаливают?

— При чём тут амбиции, когда налицо вопиющий факт нарушения врачебной этики, произвол руководителя по отношению к подчинённому…

Сидящий рядом с ней мужчина в добротном костюме, вдруг дёрнул за руку разошедшуюся молодую женщину, тем самым усадив её на свой стул, а сам в свою очередь поднялся на ноги:

— Уважаемые товарищи, наше собрание потекло не в том русле и направлении. Думаю, что негоже вести обсуждение подобных вещей перед предполагаемым больным, и это поставим Лидии Николаевне на вид, — мужчина снисходительно оглянулся на зардевшуюся соседку. — С вашего позволения, мы постараемся сделать скидку на недостаток опыта и простить молодого специалиста за проявление чрезмерных эмоций, квалифицируя их как неуместные.

Прошу вас, давайте оперативно подойдём к сути задачи и своими вопросами к пациенту и уважаемому профессору расставим все точки над «i». А если в дальнейшем возникнут недопонимания, противоположные мнения и прочие нюансы, мы их постараемся решить, безусловно, не в присутствии больного.

Речь функционера возымела эффект. Врачи, заинтересовавшись случаем, перешли к перекрёстному допросу. По крайней мере, я так охарактеризовал происходящее.

Я отвечал спокойно, но в основном односложно. При этом полностью отрёкся от того, что нёс в момент прихода в сознание, сам удивляясь, как подобное могло прийти мне в голову, спихивая всё на полученную травму и необычность обстановки, в которой себя обнаружил в момент пробуждения.

Врачи переглядывались между собой, улыбались профессору, и постепенно их напор ослаб, а вскоре и вовсе угас. Кто-то задал вопрос профессору, и тот пространно, с большим процентом в своей речи непонятной мне латыни, стал отвечать оппоненту, и я понял, что моя миссия здесь закончена.

Я расслабился и стал изучать присутствующих с позиции не пациента, а обычного нормального человека. Мой взгляд дошёл до прехорошенькой и злой Лидии Николаевны. Мы не отвели глаз, а с повышенным интересом смотрели друг на друга. Она вдруг извиняюще улыбнулась мне и повернулась к рядом сидящему чиновнику. По всей видимости, это и был её отец.

Пока я созерцал зал и присутствующих в нём, консилиум с моим участием подошёл к концу. Владлен Евграфович вновь обратился к аудитории:

— Уважаемые коллеги, думаю, что вопросы к моему пациенту иссякли, как и ко мне по его истории болезни, поэтому с вашего разрешения я его сейчас отпущу, а мы с вами в рабочем порядке постараемся решить все насущные проблемы, накопившиеся в нашем коллективе.

Я не стал себя долго упрашивать, произнёс слова прощания, поклонился собранию и вышел в длинный коридор, ведущий в моё отделение. В этот момент я услышал за собой цокот каблучков, нагоняющих меня. Я не стал оглядываться, хотя почти со стопроцентной гарантией был уверен, что это Лидия Николаевна.

Уже находясь за моей спиной, она обратилась ко мне:

— Больной Соколов, будьте добры, остановитесь и выслушайте меня…

Я затормозил и медленно повернулся. Интересно, что хочет от меня вздорная красавица?

— Товарищ Соколов, то есть Витя, прости меня, я погорячилась, не держи на меня зла… Ты очень симпатичный парень, и я признаю свою ошибку. Ты скоро уже будешь выписан, и я не хочу, чтобы наши пути-дорожки навсегда разошлись, — и с этими словами она всунула в мою руку клочок бумаги, порывисто обняла и поцеловала в щёку.

С удивлением и улыбкой я смотрел вслед стройной фигурке с гордо посаженной головой, и приятная мысль тешила моё самолюбие: «А что, Сокол, ты опять пользуешься успехом у женщин…»

Глава 17

После консилиума в моём больничном режиме ничего не изменилось. Я принимал с удовольствием прописанные мне оздоровительные, укрепляющие силы и дух процедуры и готовился морально к выходным.

Наконец наступила суббота, и после завтрака, переодевшись в гражданскую одежду с Диминого плеча, я вышел за больничные стены.

Декабрь набирал силу. Снега было немного, но воздух был пропитан лёгким морозцем. Я с наслаждением вдыхал воздух зимы и свободы.

Квартира встретила меня приятным благостным запахом чистоты, но подавляла атмосферой нежилого помещения — моего присутствия здесь ещё не ощущалось.