— Я не могу позволить моему кролику начать свой учебный год без большого взрыва.
Я прочищаю горло, но рвота почти выходит наружу, поэтому я заставляю себя сплюнуть в горло, чтобы сдержать ее. Я к этому привыкла. Это случалось со мной каждый божий день почти сразу после того, как Ройс ушел. Я не знаю, почему это началось. Я не спрашиваю, и он не говорит, мысленно заключенная в клетку без выхода. Но где-то за эти четыре года все изменилось. Это превратилось во что-то большее без каких-либо дополнительных действий с моей стороны.
Тьма приветствовала меня в то время, когда мне нужно было чувствовать себя в безопасности, теперь я купаюсь в ней, чтобы не сойти с ума. Свету плевать на проклятых, так что с проклятыми я и осталась. Я помню цветные точки, которые танцевали по комнате, когда боль пробежала между моих бедер. Он разорвал мои стены одним ударом, так что я восстановила их с помощью боли и крови, которую он забрал у меня. Он никогда не говорил. Я чувствовала, как его влажный член входит и выходит из меня, как нож, вращающийся в открытой ране. Слезы полились из моих глаз, но он не остановился. Наконец, он замедлился достаточно, чтобы я почувствовала, как он пульсирует внутри меня. Он приподнялся, высвобождаясь, и наклонился между моих бедер, целуя кровь с моей теперь обнаженной и изнасилованной области.
“
Я вздрогнула, но знала, что лучше не отстраняться от его прикосновения. Во второй раз, когда он изнасиловал меня, я попыталась отстраниться от него. Он заставил меня заплатить за это, но не так, как вы ожидали от него. У Джеймса было искусство, которым он издевался над своими жертвами, а я была его вечной кистью. Он использовал меня, чтобы нарисовать своих новых жертв, а затем передавал следующему, чтобы одолжить. Он бы сказал, что я особенная, что мои удары не похожи ни на какие, которые он видел раньше. Я хотела сжечь всю художественную студию вместе со всеми остальными внутри нее.
— Останься со мной на ночь, а я высажу тебя здесь рано утром. У меня в отеле звуконепроницаемые стены. — Он ухмыляется, а затем выводит нас со стоянки. Я смотрю в окно и наблюдаю, как молодые люди смеются со своими друзьями. Они понятия не имеют, как им повезло. Не обращая внимания на то зло, среди которого я существую, вот почему я никогда не могла влюбиться ни в одного мальчика. Независимо от того, насколько они горячие или как они заставляют меня себя чувствовать.
Отель хороший, но, конечно, это так. Пентхаус, насыщенные красные цвета и стеклянные окна, выходящие на Голливудский бульвар.
Джеймс протягивает мне стакан, наполненный спиртом янтарного цвета, ослабляя галстук. Его голубые глаза встречаются с моими, такие голубые. Так знакомо. Я отхлебываю остаток жидкости, не обращая внимания на жжение, которое поселяется у меня в горле.
— Спасибо, — шепчу я, как только мой голос становится стабильным.
— На колени.
Я повинуюсь, опускаясь на пол.
— Сними свою одежду. — Он швыряет галстук через всю комнату, снимая ремень. Он несколько раз хлопает ремнем по ладоням, а затем его глаза встречаются с моими, когда он кладет его на кровать. — Твой брат вернулся.
— Он такой, — тихо говорю я, глядя на Джеймса из-под ресниц. Его рука касается моей щеки, а большой палец скользит по моим губам.
— Так красиво, Банни… — Мой желудок сжимается. Он опускается на мой уровень и медленно поднимает меня с земли, кладет на кровать, отступая назад, чтобы рассмотреть мою наготу. Его рука опускается под брюки, когда он вытаскивает себя и качает, его глаза на моем теле. — Все это принадлежит мне, не так ли?
Я сглатываю, кивая головой.
— Да.
— Раздвинь ноги.
Я делаю это, расширяя их, пока он не встает между ними, одной рукой проводя по моему соску. Каждый раз, когда его ладонь мягко скользит по моей груди, я прикусываю внутреннюю сторону щек, пока мой рот не наполняется металлическим вкусом крови. Мне нужна боль, чтобы отвлечься от того, как его нежные прикосновения разрушают мою душу.