Псих (ЛП)

— Ройс. — Я поворачиваюсь к нему лицом, ожидая какой-нибудь дерзкой ухмылки и, возможно, ругани за выпивку, но вместо этого его глаза сосредоточены на мне, исследуя мое тело.

— Ты хочешь пойти домой?

Я провожу языком по зубам.

— Уже поздно. Мы можем просто переночевать в домике у бассейна, как всегда. — По мере того как мы становились старше, наша связь становились сильнее, и это свидетельствует о том, насколько она сильна, потому что, когда мы впервые увидели друг друга, между нами все было кончено. Это было так, как будто вселенная просто чертовски менялась всякий раз, когда мы были рядом друг с другом после этого. Он вонзился в мое сердце, и я вышила свое имя на его конечностях. Мы много ссоримся, но мы сильно любим, и когда дело доходит до него и меня, одно не может существовать без другого.

Ройс Кейн, бесспорно, мой лучший друг.

Он кивает головой в сторону океана.

— Я выпил только пару. Я могу вести. — Его рука соскальзывает с моей руки, и его пальцы переплетаются с моими. При внезапном соединении мне кажется, что мое сердцебиение бьется впервые в жизни. Кровь приливает к моим ушам, а щеки горят. Я благодарна — так чертовски благодарна — за одеяло этой ночи. — Давай, герцогиня… — Мне пятнадцать, ему восемнадцать. Я никогда не чувствую себя неловко рядом с ним в этом смысле — никогда, но… подожди. Подожди, блядь, минутку. Почему я оцениваю наш возраст?

Дрожа от внезапного отвращения от того, что только что промелькнуло у меня в голове, я отстраняюсь от него и обхватываю себя руками, защищаясь.

Как будто это могло помочь.

Как будто Ройс не стал бы просто разрушать все и вся, чтобы получить то, что он хочет, если ему это понадобится.

— Я не хочу отвечать на эти вопросы. Я просто поднимусь в комнату. — Это не было ложью, потому что я действительно не могла беспокоиться обо всех поднятых бровях и вопросах от людей, которые увидят, как мы уходим на Зеленом камне.

— К черту их, — говорит он, пожимая плечами.

Я открываю рот, решая, что мы могли бы просто остаться на лодке, а не в домике у бассейна, когда в поле зрения появляются тощие пальцы и красные ногти, растекающиеся по животу Ройса. Аннет смотрит на меня из-за его руки.

— Эй, детка, я устала, мы можем поехать на твоей лодке, как ты сказал?

Мой желудок сжимается, когда весь воздух высасывается из моих легких.

Он, блядь, пригласил ее на яхту раньше меня. Неприкрытая ярость кипит у меня под кожей, когда я разворачиваюсь и начинаю подниматься по лестнице, ведущей в главный дом. Обычно я делаю это медленно, так как ступенек так много, и открывающийся вид прекрасен, но я хочу как можно быстрее оказаться как можно дальше от них обоих. Пять минут спустя, и я достигла вершины, но я не останавливаюсь. Я бегу по ухоженной лужайке, огибаю освещенный бассейн и направляюсь прямо к двери домика у бассейна. Открыв ее, я проскальзываю внутрь и захлопываю ее, быстро запирая дверь, как только оказываюсь внутри. Мое сердце колотится в груди, слезы застилают глаза. Какого хрена я плачу? В глубине души я знаю, что веду себя неразумно, и, честно говоря, Ройс всегда с кем-то, кто скачет вокруг. Почему сейчас все по-другому? Почему я начинаю чувствовать себя по-другому по отношению к нему?

Сняв толстовку и бросив ее на пол, я смахиваю свои необоснованные слезы и тащу свою задницу в другой конец комнаты, где меня ждет моя односпальная кровать.

Его рука обвивается вокруг моей талии, притягивая меня к твердому, теплому телу. Я уже знаю, кто это, прежде чем поворачиваюсь, чтобы посмотреть. Я могу чувствовать его запах в любой комнате. Не раздумывая, я извиваюсь в его объятиях, когда моя задница упирается в его промежность. Он тверд — чертовски тверд, — и я знаю, что все внутри меня говорит, что это неправильно. Мы никогда не были в такой ситуации-никогда. Он спал в одной постели со мной, но тогда мы были детьми. Сейчас это не так. Его пальцы скользят по моему животу, и я задерживаю дыхание, боясь, что если я вздохну, это будет слишком громко. Слишком быстро. Слишком отчаянно. Слишком очевидно, что он делает со мной. Его пальцы скользят вниз, когда его губы прижимаются к моему затылку.

— Ты гребаное отродье, ты же знаешь это, верно? — Его голос низкий, но далекий. Это не имеет значения, потому что мои бедра начинают искать его прикосновения, как будто они воссоединились впервые за столетия. Он сразу же останавливает мое движение, заставляя меня замолчать, одновременно прижимая ладонь к моей нижней части живота. Я сглатываю сквозь сдавленное горло, изо всех сил стараясь не обращать внимания на очертания его твердости, прижимающейся к моей заднице. О, черт. О черт, о черт. После этого пути назад не будет. Мне все равно. Обычно он так и делает, но его поддразнивание всегда прекращается перед прикосновением. Мы никогда не прикасались, никогда не целовались. Никогда не делали ничего, что могло бы пересечь эту черту, кроме, может быть, легкого флирта, который, как я в основном думаю, мне мерещится.