Психи

Я прибавил шагу. Идти от Лиговки до моего дома минут десять, и все это время меня не оставляли мысли о проклятом сне. Может, меня злило то, что я не мог вспомнить, удалось мне сдать этот экзамен или нет? Или причина того, почему именно меня выбрали для этого испытания? Но все же казалось, что самым неприятным в этом сне были те, кто за ним стоял, потому что где-то там на заднем плане за мной точно кто-то наблюдал. Как будто на самом-то деле я все помнил, вот только мне мешали извлечь на поверхность памяти, что именно со мной происходило.

…В этот самый момент я внезапно заметил, что стою перед собственным домом и тупо разглядываю дверь в подъезд. Тьфу! Достал ключ, домофон привычно заверещал, я поднялся по стоптанной за полтора столетия своего существования лестнице и, наконец, оказался дома. В ноги бросился, умильно мурлыча, обрадовавшийся моему возвращению кот, а с кухни доносилось самодовольное куриное кудахтанье. Я обреченно вздохнул, сбросил с ног сандалии и, сдирая с себя прилипшую к спине мокрую футболку, направился в ванную – тело жаждало чистоты и прохлады.

По дороге краем глаза заметил на кухне сидящего на табуретке огромного, метра полтора ростом, роскошного петуха, который, склонив голову набок и переступая лапами, пялился в ноутбук и ворчливо клокотал. Я снова вздохнул и захлопнул за собой дверь ванной. Холодный душ почти привел меня в чувство. Когда уже закрыл кран, услышал, как орет за дверью голодный кот. Мог бы его и покормить, придурок этакий!

Если вы подумали, что я псих, то ошиблись. Псих – это мой понаехавший из провинции двоюродный брат Витька, который как раз и сидел на кухне, пребывая в очередном образе. Впрочем, по некотором раздумии можно предположить, что психом являюсь именно я, а он как раз и нет.

Мой кузен – ходячий театр одного актера, передвижной зверинец и дурдом на колесиках в одном лице. Перед другими людьми он играет юношу из приличной семьи с хорошими манерами, и только наедине со мной позволяет себе раскрыться полностью. Он не может не играть, причем, кого или что именно, зависит от обстоятельств – увиденного фильма, услышанного разговора или пришедшей в его дурную голову непредсказуемой мысли.

Самое же печальное, что я искренне верю всему, что он играет. Пожалуй, следовало бы сказать, что мой братец – великий актер, а я – гениальный зритель. Вот уж не знаю, что могло навести его на мысли о курах, вернее, петухах, может, в интернете на что-нибудь наткнулся и отреагировал соответственно. Кстати, я не исключаю мысли и о том, что мы оба психи, но только когда оказываемся одни, без свидетелей.

Толком не вытершись, в прилипающих к заднице трусах, я направился на кухню. Витька успел стать самим собой, но от компьютера отвернуться и не подумал. Кот же снова бросился мне в ноги и принялся старательно тереться об них, полагая, что при таких обстоятельствах его точно не забудут покормить. Вытащив из холодильника пакет с кошачьим кормом, я вывалил его в миску. Кот уселся лопать, а я злобно буркнул:

– Ты что, не мог сам кошаку дать пожрать?

– А он и не просил, пока тебя не было, – отозвался Вик, оторвался от монитора и нахально заявил: – Зато я прошу.

Я налил в чайник воды, включил его и мрачно полез в морозилку за пельменями – избаловал я своего братишку, ох, избаловал. Бездельник!

– Опять пельмени! – взвыл Витька. – Сколько можно?

Он брезгливо наморщил нос и стал похож на летучую мышь, о чем я ему незамедлительно и сообщил. Вик изобразил оскорбленную невинность, поднялся с табуретки и убрался с кухни. Пока пельмени булькали в кастрюльке, стояла подозрительная тишина. Я разложил еду по тарелкам, поставил на стол масло, уксус и сметану и пошел звать Витьку лопать.

Он висел в гостиной на люстре вниз головой, полностью завернувшись в перепончатые кожистые крылья. Кот сидел под ним на полу, задрав ногу и довольно вылизывая себя под хвостом. Ругнувшись, я вернулся на кухню. Смертельно обиженная, блин, летучая мышь! Будет там висеть часа два, пока сам не успокоится, или меньше – если приму соответствующие меры.

Проглотив без всякого удовольствия свою порцию пельменей, я снова полез в морозилку, внимательно обозрел ее содержимое и глубоко задумался. Лазанья? Котлеты? О, вон штрудель завалился за пачку котлет, его только в микроволновке разогреть.

Почему мне, спокойному и хозяйственному парню, обожающему домашний уют и тишину, приснился такой мучительно агрессивный сон? Нет, ничего особенного там не происходило, мне не приходилось убегать от опасности или наоборот, преследовать кого-то… И все же сон был насквозь пропитан напряжением, те полутемные коридоры казались наэлектризованными, чувствовалось, еще немного, проскочит искра, и все взорвется. И почему забылось, чем все кончилось, прошел я испытание или нет? И почему для меня это так важно?

Микроволновка дзинькнула, кухня наполнилась сладким ароматом ванили и печеных яблок. Трясти братца и уговаривать его слезть с люстры бессмысленно, а вот на запах он и сам приползет, не выдержит. Наверняка уже принюхивается.