Психиатрическая лечебница: На руинах прошлого

Юля провожала сына взглядом. И когда он выбежал из квартиры и закрыл за собой дверь, с теплотой в душе и улыбкой на губах повернулась к горе немытой посуды, допивая свой свежевыжатый апельсиновый сок из стакана — вместо обеда. Есть ей не особо хотелось последнее время. Даже приятные ароматы, наполнявшие всю квартиру, когда она готовила очередное вкусное блюдо по рецептам из «Ютуба», не пробуждали в ней особого аппетита. А ведь раньше всегда во время готовки могла так напробоваться всего, что в итоге за столом только и оставалось пить сок и наблюдать за тем, с каким упоением поглощают пищу ее мужчины. Теперь еда вызывала у нее даже некоторое отвращение, пусть и получалась достаточно вкусной, по мнению сына и мужа, конечно же…

Первые несколько раз Юле казалось, что это всего лишь мигрень, потому как настолько сильных ударов, в отличие от того, что был сейчас, она прежде не ощущала. Но та вспышка, застигнувшая ее врасплох несколькими секундами позднее, заставила ее не на шутку перепугаться. Она открыла кран, чтобы начать мыть посуду, но вспомнила о полупустой тарелке с пловом, оставленной сыном на столе. Едва она успела сделать к нему лишь один шаг, как ее сознание пронзила резкая боль, вспышками света врывающаяся в голову и вытесняющая все прочие мысли громким металлическим скрежетом, словно кто-то, старательно выцарапывая на листе металла кривые буквы ржавым гвоздем, а по ощущениям — на самом мозге, пытался донести до нее все те же слова, что и в машине мужа на пути домой из больницы: «Ты вернешься домой».

Юля упала на колени и, сама того не осознавая, выронила из рук стакан с соком, который вдребезги разбился, рассыпавшись по кухне на сотни мелких осколков. Боль прошла так же внезапно, как и появилась. Она знала, что в квартире никого не было в этот момент, но все равно нервно поглядывала в сторону входной двери и по сторонам, убеждаясь, что никто не слышал ее крика. Сама себя Юля в момент приступа не слышала, но охрипший голос, которым она пыталась произнести проклятия, свидетельствовал о том, что кричала она эти несколько секунд достаточно громко.

Пытаясь дрожащими от непонимания и нахлынувшего на нее страха руками собрать мелкие осколки стекла, она глубоко поранилась. Одергивая руку, мелкие темно-красные капельки прерывистой линией высыпали сначала по плитке, а потом и по ее любимым штанам. Сжав кулак и наблюдая за выступающей между складками пальцев кровью, девушка беззвучно плакала, осознавая, что ни на миллиметр не приблизилась к получению ответов на вопросы: почему прошлое все никак не может ее отпустить и что ей нужно сделать, чтобы прошлое наконец стало прошлым и забытым?

Конечно же, к тому времени, когда Артем вернулся из гаража, а Никита со спортивной площадки, на кухне уже был полный порядок, да и сама Юля привела себя в норму: промыла и перебинтовала рану на пальце, выпила почти полный бокал любимого красного вина и, уложив под попу маленькую подушку, сидела на подоконнике на балконе, вдыхая аромат цветов и в очередной раз читая «Унесенные ветром» — тот самый роман, который она готова перечитывать десятками раз и от которого никогда не устает. Никто и представить не мог, каких усилий стоило ей собрать себя в кучу и сделать вид, будто бы ничего не произошло. Как хорошо, что люди догадались создать вино, думала она, переворачивая страницу книги и вчитываясь в такие знакомые слова, которые так нужны были ей именно сейчас, пусть она и знала их практически наизусть. Смысл всех строк, проносившихся перед ее глазами, как никогда подходил к ее нынешнему состоянию, именно от них ей и становилось легче — Скарлетт, выражая свои мысли, точно так же переживала о состоянии здоровья своего отца, как и Юля, а это как минимум говорит о наличии если и слабого, но очень доброго сердца:

«…Не стану думать ни о чем: ни о маме, ни обо всех этих ужасах сейчас. Не стану думать пока… Пока я еще не в силах этого выдержать. Столько есть всего, о чем надо подумать. Зачем забивать себе голову тем, чего уже не вернешь, — надо думать о том, что́ еще можно изменить».

Глава 3. Руины