Психиатрическая лечебница

С положения стоя она могла лучше рассмотреть его тело. В самом низу этого парящего почти бесформенного желеобразного создания было несколько сосцов, из которых с равной периодичностью в широкую емкость с водой скапывала светящаяся кислотными красками жижа, что после прикосновения с гладью воды растворялась в ней, теряя свой цвет и свечение. Странный механизм каждые несколько минут сменял под монстром эту емкость, заменяя ее новой с таким же объемом воды, а прежнюю — опустошал через узкую воронку на дне. Вода, стекая по трубам, уходила в один большой чан в самом конце подвала, а что с ней происходило дальше, Юля уже не могла рассмотреть, но ей это было и не нужно. Любой бы понял, что вся эта вода в дальнейшем разливается по пластиковым бутылкам, фасуется по ящикам и отправляется на верх, где используется для угощения новоприбывших пациентов этого злосчастного психиатрического учреждения.

Также она поняла то, о чем предупреждал ее старик, говоря, что она ни в коем случае не должна пить воду из бутылок, находясь здесь. Но уже было поздно. Она, как и ее отец, пили эту воду. Он — на первом приеме по приезду сюда, а она — в тот день, когда в закрытом крыле решила утолить жажду после испуга быть обнаруженной в качестве грабителя.

«Вся эта вода заражена тобой! — думала Юля. — Вот так ты и получаешь контроль над людьми, дьявольское отродье, чертов Ошемира! Чтоб ты сдох, тварь, ты воруешь наши жизни, питаешься нами, будто мы всего лишь еда, перекус для тебя!»

В какой-то момент ее мысли перешли в шепот, а следом превратились в крик, с которым она схватила доску, лежащую неподалеку на полу и, со всей силы замахнувшись, бросила в него. Но доска пролетела насквозь, не причинив ему никакого вреда.

Переводя дыхание от вскипевшей в ней злости и крика, она смотрела на этот зеленый сгусток и думала, что ей со всем этим делать.

Полностью забыв об опасности, она не боясь подошла к нему почти в упор, взяла у стены что-то длинное, похожее на черенок от лопаты, и вонзила прямо в центр его тела. Ее оружие хоть и вязко, но без особого ощутимого сопротивления вошло в него так, будто бы нож, проникающий в не полностью застывшее желе или сливочное мало. Ничего. Абсолютно ничего, только щупальца его стали сжиматься и разжиматься быстрее обычного, а в голове зазвучал какой-то скрежет, умоляющий вынуть то, что сейчас находится в его теле. Но говорил он не словами, а импульсами, что резкими волнами заходился биться о стенки головы новыми приступами боли. И когда очередной из этих импульсов, самый сильный, вонзился ей в мозг, она бросила черенок на пол. В этот миг боль исчезла.

Металлический скрип послышался откуда-то сверху, со стороны лестницы и Юля, вспомнив, что уже больше часа находится здесь и ее уже давно могли искать, стремглав помчалась к выходу. Выскочив за дверь, она так же задвинула засов и навесила замок на прежнее место. Прислушалась и услышала чьи-то шаги.

Она наспех, переступая через две-три ступеньки поднялась на площадку между этажами, где ее уже встречал доктор Высоков.

− Вот ты где! Что ты здесь делаешь? — спросил он настороженно.

− Я… эм… Я хотела, − растерянно, не зная, что сказать, мямлила Юля.

− Ты заходила внутрь?

− Что?

Он повторил свой вопрос.

− Нет, там дверь и темно. Я не смогла…

− Хорошо, − сказал доктор. Он внимательно посмотрел ей через плечо на свисающий с двери подвала замок — кроме него ничего и не было видно в полумраке, потом взял ее за локоть и потащил на верх. — Тебе пора ко всем. Сейчас будет утренний прием пищи. Тебе нужно умыться и присоединиться ко всем остальным.

Девушка, беспрекословно повинуясь и выполняя все, что тот ей сказал, думала: «фух, чуть было не попалась».

Глава 20

− Что это за штукенция? — спросила Юля, подсаживаясь за столик к старику, имени которого она все еще не спросила. Это нужно было сделать еще при первой встрече, но обстановка, мягко говоря, не располагала на дружеские беседы о погоде и прочей ерунде, как и на выяснение таких не важных вещей, как имена и фамилии. — Вы извините, конечно, что я не интересуюсь, как ваше здоровье и бодрость духа, потому как… − она запнулась, пытаясь подобрать более правильную фразу для описания всей ситуации, в которую попала, в сочетании с увиденным ужасом накануне этого завтрака.

− Милочка, я понимаю тебя. И пускай я здесь не столько узник, сколько простой старикашка, безуспешно пытающийся спокойно дожить свой век, я тебя понимаю лучше, чем кто-либо другой. — Он изогнул свой почти лишенный зубов рот в доброй отеческой улыбке и, засунув деревянную ложку в кашу, стал смотреть ей в глаза. — А теперь расскажи, о какой такой штукен, шту… в общем, что тебя так встревожило этим утром?

− Я была в подвале.

− О, ясненько, − протянул дед. — Ты небось видела самого Ошемиру?

− Сначала я не поняла, что я увидела, и долго приходила в себя, предварительно больно шмякнувшись на задницу. А потом рассмотрела получше. Да, это он. Он же? Его голоса я слышу в своей голове? Или это оно?