Психическая атака из будущего. За Колчака и Каппеля!

В купе неожиданно влезло толстое рыло «Льюиса», а за ним показалась довольная рожа унтера Огородникова. Ермаков очумело захлопал глазами — откуда это чудо заморское уволокли, ухари. Пулемет был новенький, обернут промасленной бумагой, еще в заводской смазке. Трофим тут же ответил на невысказанный вопрос офицера:

— Мы вчера с парнями на вас все деньги поставили, и нам талеров, рублей ихних, целых две сотни уплатили. А после солдатик мериканский появился. Грит, хошь, ребята, за выигрыш свой заместо денежек «Люську»? Лопочет по-нашенски хорошо. Ну, мы переглянулись и согласились — деньги же ихние здесь мало хожи, все в Маньчжурии покупать треба. А «Люська» нужна позарез, вы же всем говорили.

— Молодцы вы, Трофим Платонович, — Ермаков порывисто встал и обнял старого унтера. — Мы теперь покажем им сучью мать. А пулемет отдай на «Грозный», там в них нужда сильная. А на «Беспощадном» их вообще нет.

— Подъесаул Гордеев две тысячи талеров ихних выиграл, он всю экономию бронепоезда поставил, одним золотом больше трех сотен высыпал…

— И что? — Костя был заинтригован: ну дает Михаил Николаевич, растратчик казенного имущества.

— Ему три американца два «Кольки» со станками-треногами ночью приволокли. И патронов к ним с полдюжины ящиков, и еще что-то — я в темноте не разглядел, да и далеко было. Вроде маленькие такие коробки, и провода какие, что ли…

— А вот и я, — в дверь протиснулся Аким Андреевич, держа в руках небольшой вытянутый ящик.

Поставил с кряхтением его на пол (Огородников отодвинул пистолеты и сел на краешек топчана), отщелкнул замки и откинул крышку. Под ней вытянулись, бочком к бочку, пять жирно блеснувших латунных цилиндров.

— Где ты их взял? — хриплым голосом спросил Костя, с тоской взирая на принесенное.

— Американец давешний принес, к «Люське» в добавку. У них там этого добра в вагонах навалом…

— Ты знаешь, что это такое?

— Конечно, вы же вчера сами говорили, ваше высокоблагородие, что снаряды нам нужны. У них трехдюймовых нет, но есть в полтора дюйма. Он их еще в Верхнеудинске уволок из вагонов.

— Из каких вагонов?

— А тут они. Десять вагонов, там охрана постоянно стоит. В них снаряды и пушки малые, чи «Маклены», чи «Максима». Стоят и стоят, а наружу-то не выгружают…

— Спасибо, ребята, идите. Мне подумать надо, — Костя устало опустился на топчан.

Хотелось взвыть волком — напланировал он много, а все козлу под хвост:

«Думал на двух стульях усидеть?! И на Иркутск парой бронепоездов пойти, и туннели прикрыть? Да, думал, что поставлю самый худший свой бронепоезд у туннеля, а американцы с пулеметами ответить не смогут. Не по зубам им окажутся шпальные борта. И выйдет у них своеобразная патовая ситуация. А что? Будут улыбаться и расшаркиваться, и при этом смотреть друг на друга в амбразуры! А тут, глянь что получается, у них пушки в вагонах спрятаны. Выкатят они их и прямой наводкой жахнут по бронепоезду. Его-то башни не поворачиваются, с пушки им не ответишь! А ружья для стрельбы из-за угла у меня нет! Равно как и золотой рыбки, чтобы хоть одно желание исполнить! Американские пушки плохонькие, снаряд мелконький, но прошьет шпальный борт бронепоезда насквозь с тысячи шагов. А если пушек несколько, то всего за минуту они изрешетят «Беспощадный» таким количеством дырок, каким голодный солдат не истыкает кусок сала своим острым бебутом. А в вагонах янкесы явно прячут несколько орудий, ведь полк по штату, насколько я помню, имел артиллерию и минометы!»

Костя вскочил с топчана — все правильно, так оно и будет. Орудия подобьют русский бронепоезд, а минометы — незаменимая вещь для выбивания пехоты противника в гористой местности. И в сочетании они способны легко вышвырнуть русских из туннелей Кругобайкальской дороги, пушками внутри, минами снаружи. Проклятье!

Иркутск

— Ваше превосходительство! Мне только что позвонили из штаба округа, управляющий Иркутской губернией Яковлев с самого утра подал в отставку, — голос начальника штаба войск гарнизона капитана Лыба был встревожен до крайности.

— Сука! Еще одна крыса бежит с корабля, — генерал Сычев чертыхнулся, встал из-за стола и прошелся по кабинету. Подошел к окну, прижался к холодному стеклу лбом. Это принесло долгожданное облегчение…

— Пишите приказ, капитан. Объявить город на осадном положении с 12 часов дня этого дня. Добавьте все нужное, согласно действующим законам. И еще один — приказываю начальнику Оренбургского казачьего училища генералу Слесареву обстрелять из имеющегося орудия с утра следующего дня, то есть с пятницы 26-го декабря, казармы мятежного полка в Глазково. Но запрещаю бомбардировать вокзал, станционные сооружения и линию железной дороги, так как обстрел может помешать нормальной эвакуации частей чехословацкого корпуса…

Капитан послушно заскрипел карандашом, делая набросок приказа, а Сычев подошел к столу, дрожащей рукой взял недопитый стакан чая и хлебнул из него добрый глоток. Поморщился — чай совсем остыл, стал неприятным. Отодвинув стакан в сторону, генерал снова подошел к окну и прижался разгоряченным лбом к стеклу.