Психические убежища. Патологические организации у психотических, невротических и пограничных пациентов

Такие механизмы, как закрывание глаз, которые удобным образом удерживают факты вне поля зрения и позволяют человеку одновременно и знать, и не знать, могут быть в высшей степени патологичными и приводить к искажениям и ошибочным репрезентациям истины, однако важно признать, что они все-таки отражают уважение к истине и страх перед нею, и именно этот страх ведет к сговору и сокрытию. Этот механизм связан с теми, что используются при обращении с истиной при перверсиях, и его можно считать перверсией истины, приводящей к ее искажениям и ошибочным репрезентациям. Эдип приходит в душевное состояние, которое можно считать психическим убежищем от реальности и защитой от тревоги и вины. Это убежище было основано на патологической организации, охватывавшей объекты, которые состояли в заговоре с целью отрицания реальности – каждый по своим собственным мотивам. Похоже, оно хорошо служило ему, пока мор – возможно, представляющий скрываемую испорченность – не вынудил его начать борьбу за признание истины. Может быть, подобно кризису среднего возраста (Jaques, 1965), реальность настигла его, когда он вынужден был столкнуться с проблемами, которых ранее мало касался.

В пьесе «Эдип в Колоне» Эдип, который теперь действительно слепой, более не может закрывать глаза и вместо этого обращается к авторитету, по сути – к божественному авторитету, и таким образом обретает весомую власть и моральную убежденность, позволяющие ему выказывать презрение к истине. Он не отрицает факты сами по себе, ибо поздно притворяться, что он не убивал отца и не женился на матери, но отрицает свою ответственность и вину и заявляет, что эти деяния – зло, причиненное ему, а не им. Боги, выбравшие его для осуществления чудовищных деяний, теперь обещают сделать его героем и вознести почти до своего уровня (Winnington-Ingram, 1980). Он больше не выказывает уважения к реальности, и бегство к всемогуществу делает неуместным чувство стыда или попытки скрыть свои преступления.

Этот тип отношения к реальности основан на бегстве от истины к всемогуществу и, безусловно, очень отличается от закрывания глаз. Это убежище, в котором реальность игнорируется, а организация, на которой оно основано, населена всемогущими фигурами, требующими признания их божественности и мощи. Здесь истину не нужно доказывать или оправдывать, а стыд и вина неуместны. Именно отсутствие стыда наделяет союзы с всемогущими фигурами такой опасностью, поскольку нормальные ограничения деструктивности и жестокости перестают действовать.

Такого рода союз возникает, когда что-то радикально нарушается во взаимоотношении с первичными объектами в нуклеарной семье. Именно эти фигуры – в первую очередь, разумеется, родители – создают нормальное Супер-Эго, и поскольку оно появляется в результате интернализации человеческих фигур, нормальное Супер-Эго человечно: оно обладает человеческими надеждами и страхами. Если такие объекты разрушаются или же родительские имаго слишком искажены проекцией примитивного садизма, то возникает более примитивное, мощное и жестокое Супер-Эго (Klein, 1932). Если вина становится невыносимой, человек может прибегнуть к членовредительским атакам на свое воспринимающее Эго, и причиненный ущерб вызывает недееспособность, «залатать» которую можно только посредством всемогущества, поскольку обычные человеческие фигуры слишком слабы, чтобы оказать действенную помощь.

Теперь человек одержим более чудовищными силами, и поскольку они содержат спроецированные части самости, возникает сложная структура. Здесь тоже образуется патологическая организация личности, но на более примитивном уровне. Хотя все патологические организации нарциссичны по структуре, они существенно различаются по форме. Становясь параноидно-высокомерными, как в случае «Эдипа в Колоне», они, похоже, защищают индивида от параноидно-шизоидной дезинтеграции и фрагментации. Иногда психотический характер убежища и организации, на которую оно опирается, очевиден, но в критические периоды его психотическую природу бывает труднее распознать. В такие моменты все мы так жаждем всемогущества, что готовы считать героем того, кого в нормальных обстоятельствах признали бы безумцем.

Веллакотт полагает, что на протяжении всей драмы Софокл отделяет «священное» от «блага». В критические периоды благо трактуется как слабость, которую мы себе не можем позволить, поскольку, чтобы выжить, мы должны полагаться на могучих богов, не подвергая сомнению их святость. И это счастливое стечение обстоятельств, если «благо» может поселиться в группе или в индивидууме, где сможет дожить до тех пор, пока снова не будет признано. Ближе к концу «Эдипа в Колоне» хор сравнивает Эдипа с морской скалой:

«Он, как берег северный угрюмый,
Всюду открыт волн и ветров ударам —
Так в него отовсюду
Безустанным прибоем
Валы ударяют мучений вечных».